Немного солоноватый вкус покрывшейся испариной кожи печёт язык. Я не люблю соль, а точнее, для меня соль — это яд, но возбуждение достигает такого пика, что мне плевать. Перед взором вспыхивают багряные всполохи. Я умею держать себя, и крайне редко что-либо может вытянуть мою вторую сущность наружу. И всё же. И всё же рисковать не стоит. Сжимая бёдра Диар, я плавно насаживаю её на себя.

— Айе…лий… — выпускают её губы жарко и обрывисто.

Она дрожит в моих руках. Мои ноздри раздуваются, когда я улавливаю её тонкий запах, проникающий в самую суть. Меня обжигает вожделение. Двигаюсь быстро и твёрдо. Диар вздрагивает под моим напором. Первый толчок боли приходит вместе со жжением кожи спины, он перехватывает дыхание. Темнеет в глазах. Как бы я ни ждал её, но к боли невозможно привыкнуть, она ползёт по спине, растекается по позвоночнику и плечам, въедаясь отравой в мышцы, стягивается узлом в паху, но я не останавливаюсь, вожделея достигнуть вершины. Открываю глаза, наблюдая, как упруго колышутся под резкими толчками мягкие ягодицы Диар. На мои пальцах, что напряжённо сжимают белые бёдра, проступают синие вены, а вместе с ними к запястьям ползут тёмные нити, оплетая руки знакомым узором, что сопровождает меня всю жизнь. В первый раз Диар удивилась их появлению.

— Айелий… пожалуйста…

Чувствую, как вместе с болью подкатывает вихрь наслаждения — эта дикая раздирает меня на части. Я принуждаю Диар лечь и шире раздвинуть ноги, вдавливаю телом женщину в постель, сжимая пальцами запястья над её головой, скольжу беспрерывно. Диар стонет, её голос становится сдавленным, он вливается в туманную голову нектаром. Напрягаюсь до предела, не обращая внимания, что боль ломит кости, скручивает, и за долю мига до того, как кануть в огненную пропасть, проникаю быстро, исступлённо, запрокидываю голову, закрывая глаза — и меня подбрасывает ввысь. Я исчезаю, не вижу ничего вокруг, не ощущаю под собой извивающуюся в удовольствии женщину. Распадаюсь на части, всё ещё вторгаясь в ставшее влажным лоно, и где-то на краю сознания слышу полный наслаждения крик Диар.

Излив семя, опустошив себя и избавив от напряжения, я останавливаюсь. И тогда Диар перехватывает инициативу, двигает бёдрами, вынуждая войти глубже, до самого упора. Обессиленный, опускаю голову, открываю глаза, дожидаюсь, когда зрение прояснится, а не успевшая воспламенить боль отступит. Отстраняюсь совсем, покидая распалённое лоно. Но избранная хозяина меня так просто не отпускает, руки женщины оплетают мою шею, мягкость волос касается подбородка, я вдыхаю запах сирени. Диар дышит в мою шею порывисто и жарко, всё ещё сотрясаясь всем телом, подбирает ноги, сворачиваясь возле меня. В такие моменты она походит на маленькую девочку, которую хочется прижать и утешить. Но Диар далеко не такая. Я прекрасно знаю, что она делит постель не только со мной, но и с тем, чьё имя в замке упоминается в особых случаях…

Приходил в себя медленно, меня ещё встряхивали спазмы, будто в отместку. В отместку за то, что до сих пор не нашёл истинную пару, зверь внутри меня испепеляет себя собственным огнём.

— Ты великолепен, — прошептала Диар, оживляясь.

Она нежно гладила мою скулу, очерчивая тонкими длинными пальчиками мой подбородок, скользила кончиками по краешкам моих сухих губ. Хотел спросить, говорит ли она тоже самое ему, но передумал. Да и зачем? Она здесь именно для того, чтобы «ублажать хозяина» в самом прямом смысле. И мне приходится делить её с ним. Не мог сказать, что мне это нравится, и вовремя понял, что эта неуместная злость ни к чему хорошему не приведёт. Это лишнее.