Вскоре и Анисья подошла к сундуку и опустила на его дно маленький стеклянный флакон, наполненный на четверть прозрачной жидкостью.

— Сияна. — Взгляд Павлы меня коснулся.

Я, под насмешки соперниц, подошла к сундуку. Колкие взоры спину обжигали, презрение сквозь улыбки лицемерные сочилось. Повернувшись к девушкам спиной, я незаметно из рукава прядь волос вытащила да на дно сундука опустила — туда, где остальные подарки для князя уже ждали своего часа.

Павла, проследив за тем, как я подарок свой в сундук кладу, улыбнулась одними уголками губ. В глазах ее я одобрение заметила. Неужели хитрость мою оценила?

— Это вам, — прошептала я и вручила цветок магнолии Павле. Щеки женщины вспыхнули, и она наградила меня благодарной улыбкой. Кажется, цветы она получала не часто.

Стоило мне обернуться, как взгляды соперниц — жесткие и колючие — обрушились на меня, пригвоздив к месту. Боюсь, беды не миновать.

[4] Пурпурная кровчатка — местное растение, которое используют в качестве природного красителя (прим. автора).

8. Глава 8

Глава 8

Сияна

Солнце измывалось надо мной, жаля кожу горячими лучами. Спрятаться от него мне было негде. Даже в беседке повисла удушливая духота, от которой дышать становилось все труднее. Так плохо, что хоть волком вой или, на худой конец, водой студеной из ручья умывайся. Этим я и занялась. Опустилась у журчащей воды на колени, чтобы лицо смочить. Невмоготу мне было больше зной убийственный терпеть.

За спиной зашуршали длинные платья соперниц. Я обернулась. Надо мной словно коршуны нависли три девушки: Вера, Тана и еще одна из той группы, что поселили в другую комнату. Она была на полголовы выше остальных. Ее точеной фигурой в пору было залюбоваться. Хоть девушка выглядела хрупкой, но в теле ее сила чувствовалась. Волосы ее цвета жемчуга были уложены на одну сторону, открывая взору миниатюрное ушко, доверху унизанное серьгами-колечками. Глаза ее — два синих айсберга — тут же к месту меня пригвоздили. Хоть и красива была незнакомка, но благолепие ее было холодным, будто в оковы льда запрятано. Не было в ней жизни и легкости, лишь гордыня и надменность чувствовались.

— Значит ты — та самая княжна? — спросила она, приподнимая подол белоснежной юбки, струящейся вдоль ее бедер и выгодно подчеркивающей красивые изгибы тела. — Сияна Домбровская, — протянула она, низко присев, согнув ноги в коленях.

Голос незнакомки был благозвучен и мягок, словно бархат.

— Да, — ответила, приподняв подбородок. — Я — дочь князя Домбровского — повелителя долины Цветущего папоротника.

Вера усмехнулась:

— Повелевает долиной отныне князь Томаш. И нам, — она сделала шаг вперед, — очень интересно, чем же ты его одарила? Магнолию ты Павле вручила, а в сундук тогда что-же положила? — сощурилась девушка, нависнув надо мной, словно грозовая туча.

Я выпрямилась, неторопливо расправила подол своего платья.

— Так не честно, — ринулась ко мне Тана. — Ты ведь видела, что дарили Томашу мы! — зашипела змеей. — Эла, скажи же ей!

Незнакомка, которую как выяснилось зовут Эла, лишь продолжала молча буравить меня холодным взглядом. Словно душу мою наизнанку вывернуть хотела.

— А говорила, что князь тебе наш не нужен, — напомнила Вера. Кажется, эта девушка при любом удобном случае старалась мне об этом сказать. — Небось, княгиней стать захотела?

Кровь застучала в висках, щеки налились румянцем. Что за глупости? Не говорить же им, что я просто выжить пытаюсь, да отплатить врагу заклятому тем же. Справедливости душа моя требует! Страдать жестокого князя заставить хочет!