Не было чудовищного удара, после которого я должна была подлететь метра на три вверх. Не было падения на жесткий асфальт, после чего меня можно было бы от этого асфальта только отскребать.

Ничего не было.

Лишь тишина и покой, будто я уже умерла – сразу, без боли и лишних страданий. И еще свист в ушах – как если бы меня подняли и довольно быстро несут по воздуху…

***

Тишина... покой...

Невесомость...

Где я?

Спустя несколько секунд непрекращающегося и ничем необъяснимого полета, все еще прижимая к груди сумочку, я осторожно приоткрыла один глаз. Затем второй.

Уставилась в нависающий надо мной гладкий и закругляющийся книзу потолок, сквозь который просвечивали самые настоящие звезды. Все это вместе выглядело так, будто меня засосало в стеклянный тоннель, насквозь прорезающий космическое пространство.

Точно умерла, уверилась я, и снова закрыла глаза, удивляясь насколько после смерти все хорошо и спокойно...

Слишком спокойно, поняла через несколько долгих минут.   

Даже как-то… скучно, что ли?

Снова открыв глаза, я попыталась перевернуться лицом книзу и, пусть не с первой попытки, но мне это удалось. Однако, помимо осознания того, что подо мной расстилается все тоже звездное небо, подернутое искрящимся туманом, смена позы не принесла никакой пользы.

Становилось РЕАЛЬНО скучно.

Вздохнув, я перевернулась обратно на спину и, открыв сумочку, вытащила телефон. Совершенно предсказуемо, связи никакой не было – экран был мертв, и реанимации, по всей видимости, не подлежал.

А жаль – было бы здорово позвонить кому-нибудь и рассказать, что да, с одной стороны, все очень грустно, а с другой… с другой, не так уж смерть и ужасна, если разобраться.

Пока во всяком случае.

Я даже хихикнула, представляя себе подобный разговор – с Надей Приваловой, к примеру, моей бывшей соседкой по этажу, с которой до университета мы были не разлей вода.

– Привет, Надюх! Как жизнь? – я бы спросила.

Она бы ответила очередной скороговоркой, перечисляющей последние события на ее любовном фронте, а потом опомнилась бы и из вежливости поинтересовалась.

– А у тебя как жизнь?

– А никак, Надюх! Совсем никак! – ответила бы я и жутко, загробным смехом расхохоталась.

Я нахмурилась, прислушиваясь к себе и своим ощущениям. Вероятно, физическая смерть притупляла в том числе и нормальные человеческие эмоции, потому что, думая о всех тех, кого я оставила в своей земной жизни, я совершенно ничего не чувствовала.

Прям-таки ничегошеньки! Ни жалости к тем, кто будет оплакивать меня на Земле, ни сожаления о том, что мы не попрощались, ни тоски от расставания на веки вечные.

А вот брошенный на предпоследнем курсе бакалавреат по археологии, было, как ни странно, очень и ОЧЕНЬ жаль. Я вздохнула – возможно, это эффект смерти, а возможно, я и есть та самая женщина-сухарь, которой суждено было всю жизнь провести за книжками, роясь в пыльных архивах и изучая артефакты тысячелетней давности.    

И тут я спохватилась – медальон! Ведь это же из-за него все случилось! Из-за него я сейчас парю в открытом космосе, направляясь, (надо надеяться) в рай!

Может хоть он даст мне какие-то ответы?

Осторожно, стараясь широко не открывать, я сунула руку в карман и вытянула за цепочку находку, стоившую мне жизни.

Хотя, если разобраться, я вовсе не из-за медальона попала под колеса того минибуса. А из-за этой приставучей сволочи из «высотки на Кутузовском», будь он неладен!

– И ты здесь совсем не причем, малыш! – ласково пожурила я золоченую вещицу, любуясь загадочными письменами. Отряхнула медальон от оставшейся грязи и надела на шею, от греха подальше – вдруг еще потеряю во всех этих космических передрягах!