Кларисса не знала, сколько она так просидела. Из состояния задумчивости ее вывел голос няни.

– Детка, что случилось? Аманда прибежала вся испуганная, говорит, зашла к тебе, позвала по имени, стучала, а ты не отзываешься. Она перепугалась не на шутку, за мной побежала.

– Ох, няня, – только и могла выдохнуть вдова, – я не понимаю, что же со мной такое твориться.

– Кабы мы все понимали, глядишь, не творили бы люди непотребства всякие. Ведь добрая часть их всех от непонимания такого и происходит, – произнесла женщина, садясь напротив своей молодой подопечной.

– Мне кажется, я предаю Гастона, – посмотрела на нее Кларисса. – Ведь я же любила его, я хотела быть только с ним, больше ни с кем. А теперь я начинаю думать, что может быть иначе.

– Это жизнь милая моя, – развела руками Агата. – Сколько бы ты ни убивалась, ты молодая, твой мозг не может жить только прошлым, а твое сердце хочет стучать для кого-то, а не просто так. Знаешь, был в древности такой обычай, если погибал мужчина, на могиле его в день похорон его жена наносила себе удар кинжалом в сердце, и их закапывали вместе. И не спрашивали тогда, любила она его или нет, хотела уйти за ним следом, или мечтала жить дальше. Даже если под сердцем ребенка носила, один путь ей был – вслед за мужем в загробный мир.

– Но почему было не дать родиться ребенку? – ужаснулась Кларисса.

– Потому что уже было все имущество покойного поделено между уже существующими детьми, иными родственниками. Никто не хотел отрывать от своей доли ради кого-то, кто, может, и не проживет дольше года. Долго этот обычай изничтожали, тех, кто женщину принуждал к такому самоубийству, самих судили да к суровым наказаниям приговаривали. И чем знатнее человек был, тем тяжелее его ждал приговор. Вот скажи, разве хотел бы Гастон, чтобы ты на могиле его себя убила? Или чтобы ты закрылась в четырех стенах и затворницей стала? – девушка покачала головой. – То-то и оно, что нет. Он бы для тебя счастья хотел. Вот об этом и думай. Память его ты предать не сможешь, пока помнишь. Забыть близкого человека, коли, в самом деле, он близок был, не получиться. А коли забудешь, значит, и любви не было. Но в то я не верю. Потому позволь себе просто жить, милая. А там уж как сложится.

Кларисса пересела на диван и обняла старую няню. Женщина прижала к себе юную вдову, губы ее беззвучно шевелились то ли в молитве, то ли в заговоре, призывая своей подопечной все то доброе, что можно было пожелать.

– Спасибо, няня, – выдохнула девушка. – Вроде и не сказали вы ничего такого, а сразу так легко стало.

– Ну, иди, хорошая моя, стол уже накрыт, слуги ждут.

Девушка выпорхнула из комнату, а Агата осталась еще какое-то время сидеть. Сколько же выпало на долю ее мальчиков. И как же жалко эту девочку, оставшуюся одну, без поддержки родных и друзей, в чужом доме, в обществе посторонних. В иной семье мать должна была утешать, дарить тепло и поддержку. Увы, именно ей, старой женщине, надо было помочь двум осиротевшим людям найти новую опору в этом мире. И если ее Дэниел еще цеплялся за мысли о мести, за дела, за устройство подопечной. Молодой леди не в чем было найти себе опоры.

Покачав головой, Агата поднялась. Дому нужна была хозяйка. Кто бы мог подумать, что леди Холт оставит этот мир раньше мужа и сына. Обычно первым всегда уходил отец, а вдова спокойно доживала отпущенные ей годы. Но в этот раз судьба не пощадила именно Хильду. Тяжелые преждевременные роды и последовавшая за ними горячка оборвали жизнь женщины. Маленькая дочь не прожила и недели, отправившись вслед за матерью. Это был первый удар по сильному мужчине. После смерти жены лорд Холт оставил военную службу и все внимание сосредоточил на воспитании сына. А теперь нет и мальчика.