— Значит, чему-то тебя в том твоём забытом богиней приюте всё-таки научили.

— Обители. — Вдохнула, выдохнула и пришла к выводу, что дыхательные упражнения больше не помогают.

А скоро и Паулине никто не поможет. Де Морсан продолжала нарываться и уверенно, с энтузиазмом рыла себе могилу.

— Да что ты всё время меня поправляешь?! Приют, обитель — какая разница? То, что тебя воспитывали монашки, не делает тебя более желанной для высшего света Харраса. Ты беспризорница, сиротка, тем более дочь презренного бунтаря. Беспризорницей и останешься, выродком… к сожалению, пока что необходимым Мэдоку. Я это говорю не чтобы оскорбить тебя и унизить. Только чтобы ты знала своё место и… кхе… кха…

Я и сама не поняла, что произошло. Просто в какой-то момент перед глазами потемнело, а когда пришла в себя, осознала, что мои пальцы как-то уж очень крепко, прямо-таки самозабвенно сжимаются вокруг горла леди Паучихи.

Не знаю, что тогда на меня нашло. Я не фанат насилия и агрессии, но…

— Для тебя я леди Адельвейн и никак иначе. Другого обращения к себе не потерплю.

— Жить надоело? — Паулина попыталась вырваться, но злость на склочную девицу, а может, напряжение последних дней сделали меня сильнее.

— У тебя могу спросить то же самое. Я тебя поняла, Паулина. Надеюсь, что и ты меня поймёшь. Взаимное уважение — вот о чём я прошу. Нет, требую и настаиваю.

— Грр… фрр…

— Не слышу.

— Я тебя поняла, — нехотя просипела рыжая, и я (правда, не без усилия) заставила себя разжать пальцы.

Паулина тут же отскочила в другой конец комнаты и принялась растирать шею, сверля меня таким взглядом, словно собиралась наслать на меня какое-нибудь смертельное заклятие.

Надеюсь, она не владеет магией, иначе сейчас уже я могу начать хрипеть и крякать.

Проклятье, Лиза! Это так ты не любишь истерить?

Я рано осталась без родителей и до восьми лет жила в интернате, пока меня не удочерили. Одноклассники в новой школе дразнили меня, называя сироткой. Я терпела. Поначалу. А потом устала терпеть и стала отвечать. Как умела. Что совсем не нравилось учителям и моим приёмным родителям. Они-то мне и объяснили, что насилие — не выход и проблемы оно не решает.

Впоследствии отношения с ребятами наладились, я стала частью дружного, сплочённого коллектива, по которому до сих пор скучаю. Всё забылось. И тут вдруг… Вот зачем так остро отреагировала? Она вообще не меня пыталась задеть, а Филиппу.

— А говорили, что леди Адельвейн — забитая мышка, — фыркнула рыжая.

Хотела ещё что-то сказать, но в дверь неожиданно заскреблись и в коридоре раздался громкий собачий лай.

Паулина побледнела, торпедой метнулась куда-то в сторону, за штору, и скрылась за дверью, которую я до этого даже не заметила.

«Девочки, открывайте!» — разорялся снаружи дог.

Я стояла, пытаясь прийти в себя и осознать, что только что, возможно, нажила себе врага. Не хотела, не планировала, но нажила.

«Эй, есть кто живой? Или вы уже там обе того? На почве острой любви к герцогу и жгучей ненависти друг к другу».

«А я ведь просил дождаться меня, не начинать. Но что с вас, дурынд таких, взять!»

Вдох, выдох. Продолжаю приводить себя в чувство, а заодно напутствую: с другими наинами нужно будет вести себя осмотрительнее. Надеюсь только, остальные окажутся адекватнее этой Паулины.

«Я слышу, как ты дышишь, Филиппа. Грр…»

«Цыпа, не доводи до греха. Если я войду прежде, чем ты выйдешь, можешь попрощаться со своей унылой жизнью».

Решив, что злить ещё и собаку де Горта с моей стороны будет крайней степенью идиотизма, заставила себя сдвинуться с места и распахнула дверь.