Блин! Нужно как можно скорее остаться наедине с той книгой и дочитать её сегодня же, пока я ещё где-нибудь не прокололась и не сглупила.

«Сейчас со мной, — покровительственно успокоил меня пёс. — Если бы это был он, ты бы заметила разницу. Я хоть и часть его, но всё равно другой. Лучше, согласна?»

— Да ты просто очаровашка, — облегчённо выдохнула я, радуясь, что общаюсь со своей «шизофренией», а не со своим женихом (уж лучше она, чем он). Поддавшись невольному порыву, потянулась к догу и на радостях от души почесала его за ухом. — Можно я буду называть тебя Морсиком? Морок звучит немного грубо, а Морсик — просто отпадно. Самое то для такой невероятной собаки. Ну то есть вейра.

Удивительно, но дог за такое панибратское отношение и предложение стать Морсиком даже не попытался оттяпать мне конечность. Прифигел, наверное, и даже ни разу не рыкнул. Зато от двери раздалось громкое покашливание, которое можно было запросто принять за звериное рычание.

Я подняла глаза и увидела заслонку из стали в дверях, ну то есть своего жениха. Позади него маячила с самым страдальческим выражением лица, демонстративно касаясь шеи кончиками пальцев, его любимая фаворитка.

Оглядев нас с Морсиком, Мэдок вошёл в комнату и поинтересовался со сталью в голосе:

— Леди Адельвейн, кто давал вам право душить мою наину?

Ну вот, приплыли.

20. 4.4

Перестав чесать дога за ухом, я обменялась с ним взглядом и поднялась на ноги.

— Не понимаю, о чём вы.

— Об этом. — Герцог схватил Паулину за руку (без особой нежности, должна отметить, — дикарь какой-то, честное слово) и, выдернув её из-за своей спины, поставил передо мной как куклу и как доказательство моей вины.

Я развела руками, мол, я вас, всемогущий, не понимаю.

— Мы с вашей наиной просто поговорили. Как леди с леди.

— И о чём же вы, леди, говорили? — сделав ударение на вежливом обращении, усмехнулся де Горт.

— Мэдок, я же тебе уже всё рассказала… — заикнулась было «пострадавшая», но хальдаг её перебил:

— Не вмешивайся, Паулина, а ты, — метнул в меня, как металлический болт, острый взгляд, — говори.

«Хвостом чую, с тобой, просто Филиппа, нам скучно точно не будет», — прокомментировал со шкуры Морок.

По натуре я очень прямолинейна, не терплю ложь и обожаю правду. Однако здесь, на Шаресе, мне ещё не раз придётся солгать. Чтобы выжить, чтобы защитить себя. Но сейчас не тот случай. Не вижу смысла оправдываться и изворачиваться, виноватой я себя не чувствовала.

— Леди де Морсан забеспокоилась о своём положении в вашем гаре… доме и посчитала необходимым предупредить меня, что вы, ваше всемогущество, уже заняты. Я заверила её, что очень рада этому факту и что не строю насчёт вас никаких планов. Но леди продолжала настаивать, не забывая акцентировать, что сирота из обители недостойна такого великолепного мужчины. Мне пришлось напомнить, что у меня есть имя, и… хм, добавить убедительности, чтобы мы с Паулиной наконец друг друга поняли. Повторюсь, леди де Морсан, — перевела взгляд на бледную, как пресная лепёшка, девицу, — я ни в коем случае не претендую на герцога, поэтому можете расслабиться и ни о чём не беспокоиться.

«Нарываешься, цыпа, ой нарыва-а-аешься…»

Не знаю, с чего вейр так решил. Лично я была уверена, что на этом конфликт будет исчерпан, и вместе с Паулиной расслабится и герцог, но его всемогущество совсем не выглядел расслабленным, наоборот, стал ещё больше похож на стену из камня, затянутую листами стали.

Она же, сталь, плавилась в глазах хальдага, поджигаемая искрами ярости.

— Можешь идти, Паулина.