Роберт притягивает меня к себе, заключая в объятия. Мне приходится откинуться на его грудь, потому что он тянет силой. Я стараюсь сохранить улыбку на губах и смотрю на лицо Маргариты, которая помогает мне пережить все это. Мне действительно легче от того, что она рядом.

— Паша сейчас подойдёт, — говорит Маргарита. — Он сказал, что у него пара звонков, так что он скоро должен освободиться. А ты, Есения, зря переживала. Даже если это шутка, тебе не о чем беспокоиться. Я тоже из стюардесс.

— Что-то новенькое, — с губ Роберта слетает смешок.

— Я образно. Я хочу, чтобы Есения знала, что я не родилась в богатой семье. Я хорошо понимаю её сомнения и переживания, это и правда стресс вдруг попасть в совершенно другой мир.

Я благодарно киваю и подаюсь вперёд, надеясь, что Роберт выпустит меня из рук. К счастью, у него хорошее настроение и он дает мне свободу. Я переключаюсь на букет. Маргарита сразу понимает меня и показывает ладонью, где можно найти вазу. 

Я беру её и выхожу в соседнюю комнату, чтобы налить воду. Как раз в этот момент там появляется Павел, в его ладони зажат сотовый телефон. Он обрывает разговор на полуслове, когда замечает меня. Он убирает телефон в карман брюк и переводит взгляд на цветы.

— Красивые, — бросает он хмуро. — Я так понимаю, Роберт приехал.

— Да, он с мамой, — я кивком показываю направление. — Только вошёл.

— Ты больше не любишь ромашки?

Он неожиданно обжигает меня ядовитой усмешкой.

— Ромашки? — я смотрю вниз вслед за ним и рассматриваю пафосный букет из редких цветов его взглядом. — Это не мне, Паша. Роберт привёз цветы для мамы. 

Паша принимает мой ответ молча. На его лице прежняя сумрачная печать, которая делает его старше на целую жизнь. Так странно, но с каждой секундой нашего общения он становится дальше и дальше. Ещё немного и станет абсолютным незнакомцем.

Я прохожу к раковине и открываю кран. Жду, что Паша уйдёт, но он остаётся рядом. 

Неправильный незнакомец. 

— Ты нервничаешь из-за меня?

— Нет.

Я немного отворачиваюсь, когда он подходит вплотную и упирается бедром в край столешницы.

— А почему тогда пальцы дрожат?

— Они не дрожат.

— Разве? 

Он уверенным жестом перехватывает мою ладонь, второй же рукой забирает вазу, которая уже наполнилась через край. Павел ставит ее на столешницу. 

— Ты скована и напряжена, — его пальцы наносят короткие штрихи на мое запястье. 

— Ты трогаешь меня. Ты считаешь это нормальным?

— Но ты не вырываешься. 

Он тут же делает хватку жёстче, не оставляя мне шансов дёрнуться. 

— Есения, которую я знал раньше, давно бы дала пощёчину. 

Он качает головой, после чего отпускает меня. Берет вазу и грубо вставляет в неё проклятый букет. Я же злюсь. Волна эмоций смывает все установки быть спокойной и даже хладнокровной, рядом с Пашей это не работает. Тем более я не понимаю его! Он сам сказал, что между нами ничего не было, что ни Роберту, ни маме не стоит знать о нашем романе. Зачем тогда он лезет ко мне? Стоило нам вновь столкнуться, как его несёт. 

— Той Есении нет, — произношу, сжимая кулаки. — Она сильно обожглась и исчезла. Я стала другой, ты прав. 

— Дороже? Ты стала дороже? — он усмехается. 

Его и правда несёт. И чем дольше он смотрит в мои глаза, тем сильнее. Я всё-таки задеваю его за живое? 

— Дороже, — я киваю с вызывом. 

— А если я дам больше?

— Хочешь перекупить меня?

— Почему нет, — он равнодушно пожимает плечами, но в глазах плещется чёрное пламя. — Я люблю аукционы.

Ладонь сама находит его щеку. Все происходит прежде, чем я успеваю осознать реальность. Я ударяю его с злым выдохом и замечаю, что Паша даже не думает закрываться. Наоборот, в его глазах мелькает что-то похожее на облегчение. Словно глубоко в душе он рад, что я отреагировала именно так.