– Скажите, вы ведете дневник?

– Да.

– Я бы хотел знать точную дату вашего визита в поместье дяди.

– Зачем? – удивилась Айрис.

– Это важно для меня.

– Но почему?

– Мне требуется это знать – вот и все, – властным тоном заявил герцог.

Айрис поняла, что с ним бесполезно спорить. Она ничего не добьется, если и дальше будет бросать ему вызов.

– Хорошо, я посмотрю в дневнике, когда это было. Не требуется ли вам чего-нибудь еще?

Ее тон осадил его, но лишь наполовину.

– Пожалуй, мне любопытно было бы узнать, заводил ли дядя во время встречи с вами речь о наследстве.

К своей досаде, она не верила, что это простое любопытство.

– О наследстве не было сказано ни слова. И тем более о том, что оно предназначается мне. Но это неудивительно – мы были едва знакомы.

Герцог долго молча смотрел на Айрис. В его взгляде таилось не только недоверие, но и мужской интерес. Она не могла понять, о чем он размышляет – о дяде или о том неоспоримом физическом влечении, которое они испытывали друг к другу. Герцог все молчал, и она уже почти уверилась, что он вот-вот ринется к ней и попытается соблазнить.

Айрис напряглась, лихорадочно соображая, как ей отреагировать, если это произойдет, и тут же отругала себя за слабость. Допустить чрезмерное сближение было бы непростительной ошибкой.

Однако герцог так и не подошел к ней, а вместо этого повернулся, чтобы уйти.

– Именно так, – промолвил он и покинул библиотеку.

Айрис с усилием вернулась к описанию книг, но разговор все не шел из головы. Что означали его последние слова – «именно так»? То, что она и покойный герцог действительно были едва знакомы? Или то, что любые попытки соблазнения были бы ошибкой?

Самыми докучливыми из всех своих родственников Николас считал тетушек. Незамужние сестры покойного герцога постоянно требовали от Николаса поддержки, которой он не только не предлагал, но подчас не мог себе позволить. Однако это не мешало Агнес и Долорес засыпать его просьбами и даже присылать ему счета на оплату своих долгов.

Агнес была назойливее, но Долорес казалась Николасу более опасной. Агнес обладала прямолинейным характером, так что можно было с легкостью угадать, что у нее на уме. Долорес была скрытной и порой вела себя коварно, действуя исподтишка. Обе они представляли собой грозную силу, и только глупец не отнесся бы к ним серьезно. Когда они объединяли силы, перед ними почти никто не мог устоять.

В семейных перепалках Николас пользовался только одним преимуществом: титул наделял его непререкаемым авторитетом, которого не могли бы дать ни возраст, ни ум. Когда он входил в роль герцога, тетушки явно робели. Больше их ничем нельзя было запугать.

Поэтому Николаса удивило, что эти две дамы перехитрили его, бросив ему прямой вызов. Он узнал, что они отправили письма кузенам и другим родственникам мужского пола с просьбой прибыть на совещание по поводу возможного появления в Лондоне мисс Баррингтон. Николас мог бы, конечно, избавить себя от этой унылой обязанности, отказавшись присутствовать на семейном совете. Но на сей раз это было невозможно, потому что тетушкам имели дерзость назначить встречу в его собственном доме.

– Напиши всем, что встреча не состоится, и дело с концом, – посоветовал Кевин. – А еще лучше, сообщи родственникам, что встреча переносится в дом Агнес. Пускай сама побеспокоится об угощении и вине.

Они сидели в клубе за карточным столом. Кевин, как всегда, выигрывал. Николас догадывался, что кузен считает карты и выполняет в уме какие-то надоедливые подсчеты вероятностей. Но Николас никогда не обвинял Кевина в нечестной игре, поскольку это было бы неспортивно, хотя столь частые победы и требовали объяснения. Кевин не отрывал глаз от карт, пока они разговаривали, его глубоко посаженные яркие глаза внимательно смотрели из-под падавших на лоб буйных темных волос.