Поселения на болотах устроены однотипно. Пять-шесть крохотных хижин лепятся вокруг одной побольше и от внешнего мира защищены высоким частоколом. Заметить их с воздуха достаточно трудно, буйная растительность почти смыкается над кровлями. Лачуги сложены из жердей мирты — местного дерева, главной особенностью которого является то, что оно не горит, даже когда высыхает. Крыши покрывают широкими кожистыми листьями, а сверху обмазывают глиной. По завершении постройку превращают в пылающий костер, после чего обожженная глина защищает от ливней, а также от орочьих огненных стрел. Это люди всегда готовы отразить нападение дикой орды или умереть.

В каждой маленькой общине постоянно живут от десяти до тридцати человек, но многие поселенцы переходят с места на место, бродяжничая или занимаясь ремеслом. Так что путники в этих местах не редкость. Женщины и старики влачат жалкое существование и гнут спину, занимаясь строительством и возделывая клочки скверной земли, отвоеванной у наступающего леса. Мужчины охотятся или пьянствуют. С утра до вечера в центральной хижине кипит жизнь. Это и жилье вожака, и трактир, и постоялый двор, и амбар, и рынок.

Я не сообщал, кого ищу, просто находил случай, заглянуть в каждую ветхую лачугу, а потом в общей хижине, сидя над миской с невероятно жестким мясом, наблюдал, вслушивался в разговоры мужчин и ловил слухи (а они, кажется, распространяются со скоростью лесного пожара). Однако девчонку, найденную в лесу, здесь не обсуждали, главной темой оставалась только что захваченная и разрушенная орками деревня у переправы через Изури.

На рассвете четвертого дня я встретился с посланниками лорда арк’Брокка. Мне передали, что пора сворачивать поиски. Огненный больше не верит, что девчонка жива или не хочет, чтобы ее нашли подпорченной каким-нибудь орком. Подозреваю, старика больше волнует честь клана, чем жизнь падчерицы. Ну а я так просто не сдаюсь — в Северном легионе не принято бросать начатое.

В деревню Или-Ур я пришел к вечеру. Довольно большое и богатое (по меркам этого Шандором забытого места) поселение располагалось на самой границе гнилых топей.

Едва вошел в распахнутые ворота, замер, озираясь — насторожило отсутствие караульных. Обычно один или два бродяги грелись в тени частокола, а здесь — никого. Может, деревню разграбили орки? Если так, то все жители убиты или уведены в плен. Я осмотрелся, однако зловещих признаков разорения не увидел, хотя черная, обугленная древесина хижин и выглядела, как после пожара. Повизгивание тощих свалявшихся ханнов в загоне около одной из лачуг, подсказали, что нужно искать другую причину отсутствия обитателей.

Обогнув первый ряд строений, я услышал приглушенный гвалт. Похоже, все жители Или-Ур собрались в главной хижине.

Так оно и оказалось. Когда я толкнул склизкую от болотной сырости дверь и вошел в дымный полумрак главного зала, чуть не задохнулся от смрада немытых тел набившихся сюда болотных жителей.

«А я и говорю: убить ведьму!»

«Совсем житья не стало…»

«Сжечь…»

Это уже что-то новенькое.

Я неохотно оторвался от косяка и пробился сквозь толпу к пустующей лавке у стены. Столы здесь заменяли деревянные колоды. Жители, увлеченные планами мести, привычно не обратили внимания на одинокого путника.

Чем же не угодила ведьма? Наверное, не первый год живет по соседству. Кстати, хорошо бы узнать, где именно.

А страсти разгорались. Мужчины горячо и громко обсуждали способы убиения травницы. Особенно неистовствовал крепкий еще дед в вязанной шапке, надвинутой на самые глаза. Из сбивчивой речи, густо приправленной ругательствами, я понял, что его жена слегла с лихорадкой, а у соседа по имени Груздь на скот напала какая-то болезнь.