И ещё об одном я не упомянула в письме: чудесные розово-лиловые серьги всё-таки заняли своё место в моих мочках.

Для меня оказалось неожиданно сложным принять это решение. Всю жизнь прожив без дорогих украшений, я радовалась оберегам, что сначала плела для меня мама, а затем я сама. Каждая бусинка в них имела своё значение, каждый узелок на нити напоминал о каком-то событии.

С детства я привыкла, что каждая вещь, надетая на тело, должна быть наполнена заботами и мыслями того, кто её делал. Разглядывая затейливые узоры на моей новой юбке, я так и видела маму за работой: вся в мыслях обо мне. Любовь, немного тревоги и море надежды на лучшее – всё это вшивалось с каждым стежком в шелковистую ткань.

Сделанные на продажу украшения, несмотря на красоту, не имели значения и силы, хоть и очень нравились мне. Казалось несерьёзным прокалывать мочки ради вещи, которая не сделана специально для меня.

Сомнения не отпускали меня почти месяц. Всё это время серьги в бархатном свёртке лежали в моей комнате. Наконец, Арсад спросил, собираюсь ли я вообще их носить, и пригрозил вернуть лавочнику, если они мне пришлись не по вкусу.

И тогда я согласилась.

Лумита охотно взялась за дело, стоило мне попросить её помочь. Горячая иголка была почти неощутима, и вскоре красивые камушки колыхались и блестели, пуская гранями блики на мою шею.

По тому, как смотрели на меня в ковене после этого, можно было много сказать. Недаром мама всегда говорила: «Когда человек говорит о других, он выдаёт всю правду о себе».

Довольная своей работой Лумита постоянно напоминала, что красотой я отчасти обязана ей. Кимри похвалила сами камни, но тут же добавила, что нет таких украшений, ради которых есть смысл ходить, как клеймёная корова, и что следовало бы просто переделать их на кулон. А вечно занятая Нуссель даже не заметила во мне перемен.

Рандал в первый же миг заметил серьги, но не сказал ничего. Наверное, понял, что это подарок Арсада, а говорить о нём он упорно избегал. Но я не стала спрашивать, что он думает. И так уже было ясно, что стоит им оказаться в одной комнате, даже воздух между ними становится жёстче.

А на следующий день после того, как я окончательно приняла подарок Арсада, он повёз меня знакомиться с родителями.

Дом клана Гитриз оказался одним из самых больших во Фланде. Каменный, с резной дверью и высокими стрельчатыми окнами – сразу видно, что семья богатая.

Прислуга забрала наши плащи, и мы прошли под высокие своды зала, где находилось несколько богато одетых молодых мужчин, игравших в карты за большим столом и смеявшихся. Игра шла давно, недопитое вино оставило тёмные кольца на хрустальных кубках, а в качестве ставок на столе уже лежали не только монеты, но перстни и даже фибулы.

Насколько я поняла чутьём, все игроки были простыми смертными, кроме одного – темноволосого и смуглого, очень похожего на Арсада, только немного старше. Увидев нас, он подняла из-за стола и подошёл:

 – Приветствую! Давно тебя не видел! Что за прелестное создание?

Он взял меня за подбородок, но Арсад хлопнул его по руке:

 – Кехард, остынь и будь вежлив с дамой моего сердца! Тиенна, прости, мой брат не всегда учтив.

 – Прощу прощения, – с притворным раскаянием поклонился тот. – Отец скоро выйдет. Присоединяйтесь к игре!

 – Благодарю, но я не играю в карты, – ответила я.

 – И не пьёт вина, – добавил Арсад.

 – Где ты взял этого ангела? – удивился Кехард. – Эй, пьяницы, слышали, какие дивные существа бывают в этом доме?!

Сидевшие за столом отозвались одобрительным хохотом и улюлюканьем. Я чувствовала себя всё более неловко. Но в тот миг, когда я уже хотела попросить Арсада увести меня куда-нибудь в другое место, из покоев появился его отец.