Аккуратно, выводя каждый символ, написала мелком на гладкой поверхности стола заклинание, посыпала сверху горючим порошком и разложила по символам рунические камни. В центр поместила фигурку.

Сейчас я могу провести ритуал лишь наполовину, но до полуночи мне нужно его непременно закончить. А чтобы закончить… мне нужен волос графа. Хм… Надеюсь, они сыплются у него сами, достаточно будет снять один с плеча и не придётся выдирать. Выдирать не хотелось бы…

– Госпожа!.. – в дверь постучала камеристка, а её голос казался встревоженным.

– Вилма, я иду! – выкрикнула, поджигая от свечи лучину. – Ещё десять минут!

– Госпожа, танцы! – умоляюще протянула камеристка.

Проклятье… Танцы.

Я не должна отвлекаться, одно неосторожное движение и ритуал может обернуться проклятьем. Проклятьем для меня. Ведьмам часто достаётся…

Медленно выдохнула, повторяя слова заклинания и подожгла порошок. Символы вспыхнули, ослепляя!.. Я не отвела взгляд, продолжая смотреть на фигурку кота и шептать въевшиеся в память слова.

Рубиновые глаза сверкнули и погасли. Осталось добавить волос и капельку моей крови…

Осторожно накрыла стол предусмотрительно снятой скатертью, не стала раздвигать портьеры и вышла в спальню, плотно закрывая за собой двери.

– Вилма, – произнесла серьёзно. – Я не хочу накладывать на дверь заклятие, но прошу… не входите.

В глазах камеристки промелькнул лёгкий испуг. Представила, как выглядит со стороны моё поведение, и сама ужаснулась.

– Ничего дурного я не делаю, Вилма, – произнесла уже спокойнее и отошла от двери. – Никаких запрещённых ритуалов на крови. Просто пытаюсь выполнить задание распорядителя отбора, но я ведьма и пользуюсь теми средствами и знаниями, что мне доступны.

– А входить нельзя потому…

– Потому, что тогда вся моя работа будет напрасна, – продолжила я с улыбкой. – Ритуал не закончен, и любой сдвиг рунического камня или прикосновение к столу чужого человека плохо обернётся для меня.

Вилма с видимым облегчением выдохнула и попыталась понимающе улыбнуться.

– Танцы совсем скоро, пора бы нам подготовиться.

– Снова переодеваться? – обречённо спросила и печально вздохнула. – Хорошо. Делайте, что нужно, Вилма. Я полностью в вашем распоряжении.

Принять ароматическую ванную оказалось самым простым. Самым сложным… привести в чувства камеристку, когда она увидела выбранное мною бельё. Чулки, кружевные подвязки… и бюстгальтер из тончайшего гипюра.

Накинув на себя шёлковый халатик, я подала камеристке стакан с водой: несчастная безвольно рухнула в кресло и прикрыла глаза, пытаясь прийти в себя.

– Если женщине почти тридцать, позволительно быть немного раскованной и капельку сексуальной, – произнесла я и повернулась к раскрытому гардеробу.

– Кто вам это сказал? – донёсся жалобный голос камеристки, заставив меня усмехнуться и вытащить из шкафа самое откровенное, на мой взгляд, платье.

– Мадам Дитрих, – улыбнулась, приложила к себе наряд и повернулась к камеристке, видимо, чтобы добить её окончательно.

– Святая Благородица… – прошелестела губами Вилма и махом допила воду. – Если вы серьёзно вознамерились надеть для танцев это… то следует идти до конца, – произнесла она решительно и рывком встала с кресла.

«До конца», в случае Вилмы, означало поднять волосы в высокую причёску, полностью обнажив шею и спину, чтобы они не прятали серебряную цепочку вдоль позвоночника.

Шею едва прикрывал кружевной воротник, а спину – прозрачная органза. Кружево украшало грудь, которую поддерживал плотный каркас лифа, а подол платья спускался плавными линиями, переливаясь, словно жемчуг.