И почему мне кажется, что в глубине его глаз тлеет сожаление? Наши взгляды встречаются на пару секунд, но ощущение такое, что проходит целая вечность. Меня затягивает в омуты его глаз, но затем наше оцепенение нарушается голосом Шада.

– Ну, кто следующий? – его бодрый веселый голос оседает оскоминой на языке.

– Ты как? – снова отворачивается Руан и спрашивает у пришедшего в себя друга, раны которого прямо на моих изумленных глазах затягиваются.

Нет, я, конечно, знала, что двуликие способны к отличной регенерации, но воочию видеть, как это происходит при таких серьезных увечьях, мне не приходилось. Отец оберегал меня от всего, что касалось защиты стаи и травм. А со временем и Валир стал следовать примеру отца, чтобы не огорчать «своих девочек», как нас с матерью часто называл отец. И тут, отвлекая меня от происходящего, в голове возникают вопросы. Папа ведь всегда считал нас с матерью драгоценностями рода, так почему же вдруг решил отдать меня замуж за мужчину, которого я не знала? Была ли тому веская причина? Или все гораздо сложнее, чем мы все можем себе представить?

– Умирать не планирую, – врывается в мое сознание усмешка Руана, затем следует хлопок по мужскому плечу от Сверра. – Не сегодня уж точно.

На место темноволосого встает блондин, и все повторяется, не успеваю я прийти в себя от шока. Вот только стиснутые челюсти и дергающаяся жилка на шее парня действует на меня иначе, чем страдания брюнета.

– Ррр, – вдруг раздается откуда-то волчий рык.

Дергаюсь, оглядываясь по сторонам, но это ведь ерунда, с нами в фургоне, кроме нас четверых, больше никого нет. Но на всякий случай отхожу от стенки, как-то тревожно становится. А когда смотрю на остальных, замечаю их настороженные взгляды. И все бы ничего, вот только направлены они в мою сторону. Сверр после чужого огня тяжело дышит, его грудина мощно поднимается-опускается. Вот только его раны действуют на меня странно, словно я чувствую его боль сама, каждой клеточкой тела. И это вызывает такое состояние, какое бывает при занозе, впившейся в тело.

– Что? – спрашиваю раздраженнее, чем того хотела бы.

Внутри у меня словно горит внутренний пожар. Хоть я и не дракон, но ощущение такое, что любое неосторожное движение, и что-то случится.

– Тише, – поднимает освобожденный Руан руки вверх, ладонями вперед, демонстрируя свою безоружность.

– Это то, что я думаю? – ведет носом явно по старой привычке Сверр, вот только отсутствие обоняния мешает ему полноценно распознать окружающую обстановку и расщеплить все на атомы. Приходится полагаться только на слух и нечеловеческое зрение.

И в этот момент вдруг шаг вперед делает Шад, наклоняет голову набок и рассматривает меня с интересом исследователя, дорвавшегося до желанного объекта изучения.

– Мне и так хорошо, – лепечу, стараясь снова прижаться к стенке, даже забыв, что снаружи ходит чужой, враждебный волк. – Моя регенерация не позволяет…

– С тобой ничего не случится, золотце, – как-то странно скалится дракон и открывает свой рот.

Я же зажмуриваюсь и задерживаю дыхание, хотя зачем делаю последнее, ума не приложу. Боже…. А после… Меня опаляет чужое драконье пылающее дыхание…