– Ты меня совсем не знаешь, раз говоришь такое, – качаю головой и наконец отвечаю.

Призрачная надежда на то, что Андрей неудачно пошутил или возьмет свой вопрос обратно, растаяла быстрее, чем снег весной.

– Ох ты ж, серьезно забеременела, значит, да? – спохватывается Андрей. Странный и, мягко говоря, глупый вопрос от человека, который участвовал в процессе. – И как такое вышло? Вроде мы были аккуратными. Ты же на таблетках, нет? Имей ввиду, я не разведусь!

– Ты совсем идиот или прикидываешься?!– не выдерживаю, эмоционально восклицаю. – Дался мне твой брак, забери себе и больше не предлагай. Кольцо твое я уже выкинула, осталось избавиться от тебя. Или сам уйдешь?

– Хм, – Иванов отводит взгляд и принимает оскорбленный вид, – не знал, что ты такая. Но посыл мне ясен, на брак не претендуешь, хорошо. Кольцо ты, конечно, зря выкинула, я старался, выбирал, деньги тратил, а ты, – Андрей сокрушенно качает головой. – Несмотря на то, что ты сейчас обижена, я бы посоветовал тебе быть более сдержанной. Все же я по–прежнему твой начальник, а новые специалисты сначала отрабатывают испытательный срок, лишь потом с ними заключают бессрочный договор. Начальник отдела подает списки мне, обычно я всех одобряю, но сама понимаешь, грубиянов с работы предпочитают увольнять.

У меня глаза на лоб лезут после такой отповеди. Тут же хочется схватить швабру, которая стоит рядом, в углу, и ударить ею Иванова, а потом–таки вытолкать его за порог, при этом громко возмущаясь и награждая того нелицеприятными эпитетами. Собственно, выполнить все, что он на самом деле заслуживает. Вот только явный намек на то, что в этом случае я лишусь работы, меня стопорит.

Что я сейчас найду с такой же заработной платой? Да и опыт. Снова идти в помощники к очередному надменному козлу? Нет уж, обойдусь.

– Я вас услышала Андрей Дмитриевич, – начинаю приторным голосом, а потом перехожу на разъяренное шипение, – тогда вы, наверное, в курсе, что ваше присутствие у меня в квартире и нежелание ее покидать могут быть расценены как домогательство? Может быть, вынесем оба наших вопросах на всеобщее рассмотрение? Вы–то себя оправдаете, я понимаю, но осадочек останется.

– Ненормальная, – отвечает на мою тираду Иванов, – точно беременная. Делай аборт, причем чем раньше, тем лучше. А то еще ляпнешь что–нибудь в новом отделе под действием эмоций, а мне разгребать. И да, я ухожу. В понедельник, не потеряешься, я думаю, – договаривает и выходит из квартиры.

А я еще несколько минут стою и смотрю на открытую дверь, не в силах взять себя в руки и закрыть ее. С лестничной клетки дует, тянет морозом, доносятся звуки громко работающего у соседей телевизора, а я все стою и стою. И лишь появившийся у своей двери сосед заставляет меня наконец–то закрыть свою.

Упираюсь лбом в металлопластиковую конструкцию и стою так еще несколько минут, стараясь глубоко дышать.

«Что это было? С кем я была почти год в отношениях?» – молчаливо вопрошаю у самой себя.

«Делай аборт, а то ляпнешь что–нибудь», – слова Андрея отдаются болезненным эхом в моей груди.

Как можно было жить целый год и не замечать его гнильцу? Даже не гнильцу, а Гниль с большой буквы «Г»! Как можно было позволять себе смотреть на мир через розовое стекло? Как? Я ведь не настолько неразумная и наивная, какой меня сегодня упорно все выставляют. Я с восемнадцати лет живу одна в чужом городе, я не дурочка!

«Ох, – прижимаю руку к груди, – как же больно, однако».

Проходит еще минут пять, мне становится жарко в теплой куртке в квартире, а ноги, наоборот, мерзнут еще больше, да и тяжело в туфлях в неудобной позе. Заставляю себя отлипнуть от двери, раздеться и разуться.