Иванов предпочитает молчать, беру с него пример. Молча открываю дверь квартиры, даю пройти Андрею внутрь, молча жду, пока он поставит две коробки, сложенные друг на друга и выпрямится. Сейчас, я полагаю, он должен уйти.

Но этого не происходит.

– Ты хотел что–то сказать по поводу понедельника? Мне надо сначала в отдел кадров к Кате? Только потом ехать в филиал? – наконец я придумываю, чем нарушить звенящую и уже начавшую напрягать тишину.

– Эм, нет, к Кате не нужно, я ее с утра предупредил, кажется, у нее даже бумаги уже готовы. Так что поезжай сразу в филиал, – глухо произносит Андрей и так и не смотрит на меня, и что гораздо хуже – не уходит.

Что ему надо? Решил разыграть дополнительную драму, как в слезливых сериалах? Или настолько возжаждал получить последний акт любви, который так и не дали совершить в офисе.

Ох, а если он считает, что я стану его любовницей?

Вернее, продолжу ею быть, просто встречи станут гораздо более редкими.

– Я не собираюсь продолжать спать с тобой. В моей голове я была тебе не любовницей, а девушкой, – произношу твердо.

– Что? – глаза Андрея лезут на лоб. – Что за глупости роятся в твоей голове? Ты ведь ничего не понимаешь, – он сокрушенно качает головой, – совершенно ничего, – добавляет и вдруг целует меня.

Жест Андрея похож на жест отчаявшегося и сбитого с пути человека, такого, которого некоторые особо сердобольные девушки с остервенением рвутся пожалеть и пригреть на своей груди.

Но ведь я не такая. В конце концов, как меня сегодня назвали, я молоденькая, у меня вся жизнь впереди.

«И одна небольшая беременность от лживого недомужчины», – услужливо напоминает мне мое подсознание. Выручает оно меня сегодня, почет и уважение ему.

– Ты для чего это сделал? – отталкиваю Андрея. – Что ты от меня ожидаешь? Сочувствия? Пожалеть тебя, что приезжает твоя стерва–жена? Так что ли? Жизнь–то явно ограничится новыми рамками, да? Ну так ты мужчина или кто? Ты ведь старше меня на добрые восемь лет! Или за этот временной промежуток ты так и не узнал, как управлять собственной жизнью?

– Много ты знаешь, – кривится Иванов, – умничаешь, философствуешь! Как будто прошла мою жизнь. Я показывал тебе лишь самую ее малость.

– Понятное дело, любовницам много знать не положено, – прохладно замечаю.

Андрей бросает на меня нечитаемый взгляд, а потом вдруг снова принимается за допрос, который начал у подъезда.

– Так кто тебя привез? Может быть, не у меня одного рыльце в пушку, а? Может быть, ты сразу с двумя крутила? Я разглядел, там явно не твой ровесник сидел, да и твои ровесники не ездят на таких машинах, если только им их не отцы подарили.

«Повышенная ревность на ровном месте свойственна тем, кому есть что скрывать, так как в природе человека сравнивать поведение окружающих со своим», – всплывает у меня в голове свободная интерпретация одной статьи про взаимоотношения полов.

Хах, да, психологом я не стала, но почитывать всякое люблю. Впрочем, этим многие девушки грешат.

– Не замечала раньше за тобой подобного собственничества. Ну, кроме кольца, конечно. Это был твой изощренный розыгрыш, да? Тупой, если честно, очень тупой, – качаю головой.

Иванов молчит несколько секунд, просто сверлит меня своим взглядом бешенных карих глаз, а потом выдает почти то же, что и раньше.

– Все–таки крутила на два фронта, да? – кивает он с мрачным удовлетворением в голосе.

– Тебе настолько важно оказаться запачканным не одному? – спрашиваю, параллельно думая о том, что люди в ссоре проявляют свои самые гнилостные качества, даже самые лучшие из людей, а Иванов все же далек от звания лучшего.