Как только крепость скрылась, Эльза недовольно пробурчала:

— Ползём, как… Можно же быстрее идти.

— Нельзя, — категорично сказал Реток. — Свободы манёвра не будет.

— А если на нас роса эта попадёт? Что будет?

— Мы умрём сразу. А через полчаса-час ни наших костей, ни повозки уже не останется. После росы приходится новые вешки выставлять — она ничего не щадит.

— И долго будем так ползти?!

— Полтора часа. Если верить деду, так смертная роса дальше появляется очень редко. К Столбам она жмётся…

Минут десять Эльза добросовестно смотрела вверх, а потом спросила:

— Сам справишься, Рет?

— Конечно!

Она сняла шлем, встала и кивнула:

— Хорошо. Тогда я пойду.

Когда хлопнула комната Эльзы, Реток криво ухмыльнулся и пробурчал под нос:

— А если лопухнусь, так никто и не узнает…

Эльза достала из ящика стола лист бумаги и, под словами: «Второй день пути» решительно написала: «Никаких происшествий. Пустошь спокойна». Ещё ниже: «Четвёртый день пути. Великие Столбы».

И задумалась.

А что, собственно, писать? О том, что на стене крепости она словно увидела, как мама и папа любуются на сияние смертной росы? Молодые, здоровые, счастливые… Или о том, что, сидя на кровати в комнате мамы, она, Эльза, убедилась в правдивости сказок, которые мама рассказывала перед сном ей и Элару? Так Эльза и без того верила каждому слову! Конечно, что-то мама утаивала… Она никогда не рассказывала, как они с отцом целовались… А ведь как без этого?! Но вот ножи, которые носит Рет! Их старому конюху подарил герцог у каких-то Трёх Мостов! И Эльза держала этот нож в своих руках…

Но она и сейчас не знала, что в сказках матери не было ужаса на рынке Корс, боли, которая пришла со словами герцога, что он не желает видеть её в замке, ледяных судорог, сводящих мышцы голого тела, прижимающегося к умирающему Дэю… В сказках этого просто не было.

Эльза очнулась от своих мыслей, потому что повозка набрала скорость. Она поднялась из-за стола и, не убрав бумагу и карандаш, отправилась в комнату управления. «Рет молодец! — подумала она. — Понимает, что надо спешить». А вслух спросила:

— Ты же говорил, что полтора часа ещё?

— Так почти прошли они, — беспечно улыбнулся под шлемом Реток. — А десять минут мы пройдём за пять!

— А говорил, что порядок должен быть в караване.

— Говорил, — согласился Реток. — Но… «Без мелких нарушений порядок невозможен!» Думаю, что дед прав. А если о порядке… Сейчас вы… Ты отправляешься спать!

— Слушаюсь! — Эльза рассмеялась, а потом спросила: — Что там дальше будет?

— До свободной крепости? Через пару дней к полю пионов подойдём, дальше лотос… И крепость!

— А дальше?

— Э-э… Мимо Мёртвого замка пойдём и к крепости техников. Здесь Пустошь спокойна, за три с небольшим дня пройдём. Потом земли рудокопов. Там крепости нет. А про фермеров я ничего не знаю — не бывал.

— Лотос я видела, пионы — на картинке… Смотреть ничего не будем. А я спать пойду. Раз уж Пустошь спокойна. Разбудить не забудь!

«Спокойна-то она, конечно, спокойна… — подумал Реток. — Но дед частенько приговаривал, что человек предполагает, а Пустошь правит!»

Эльза уснула не сразу. Долго ворочалась в постели, вспоминала… И всё же сон поглотил её. Снилось ей, что мама и папа здоровы, смеются, а она счастлива…

***

Реток решил дополнить карту и написать письмо отцу. Не целиком, конечно. Но он считал, что проще дополнять уже начатое, нежели обдумывать начало. Вот только необходимо было следить и за Пустошью. Недаром же дед говорил: «Не доверяй Пустоши и беда обойдёт тебя стороной».

Однако доверие, даже к карте, для Ретока закончилось в тот момент, когда он увидел бродячие смерчи совсем не там, где им положено было находиться. Это ж теперь можно было ожидать чего угодно и где придётся! И Реток схитрил: приподнял шлем так, чтобы видеть карту с пометками и даже писать письмо. Если орудия начинали бить в сторону от дороги или слишком часто лупить по курсу, достаточно было шевельнуть головой — и шлем вмиг становился на место. Понятно, что он сильно бил по скулам и затылку, но Реток воспринимал это как малое зло. Да и пользоваться таким хитрым приёмом пришлось всего раза три.