Оценив обстановку и рассудив, что теперь будет здесь лишним, Разумовский молча вышел.

Элиза спрыгнула, обуреваемая дикой злобой. И потянулась к крану, чтобы смыть прилипшую грязь.

— Надо обработать рану. Вдруг заражение. Давай помогу…

— Сама справлюсь, — отрезала грубо и потянулась к бутыльку перекиси, попутно выудив ватный диск. Смочила, прижала и повернулась к мужчине. — Еще раз ты позволишь себе такую публичную демонстрацию, я тебе просто врежу. Не осадить тебя при всех в прошлые несколько раз было моей ошибкой, видимо. Ты что-то путаешь, Лёш, я — не способ самоутверждения. Давай ты будешь мериться причиндалами с Ромой не через меня, договорились? Уж не знаю, что у вас с ним произошло, но наши отношения с Разумовским — в прошлом. И зря ты надеешься на реакции с его стороны. Что бы ни было, не смей больше со мной так поступать. Ясно?

— Что-то не верится, что в прошлом… — хмуро выдал в ответ на её тираду.

Элиза лишь пожала плечами и твердым шагом вышла из ванной. Безошибочно отыскала выход из дома, не дожидаясь задетого её речью Дашкова. У манежа остановилась, зачарованная видневшимся в раскрытых дверях зрелищем — черный красавец-мустанг гарцевал вокруг белой доминантной лошади. И их тандем воплощал нечто изумительное. Инь и ян. Взаимопоглощаемые и равноправные энергии…

— Она его еще боится. Не привыкла к такому вниманию. Молодая и своенравная кобылка. Не понимает своего счастья рядом с таким мощным мужским началом, — раздается рядом голос Коршунова, и девушке приходится повернуть голову в его сторону. — У них будет невероятное потомство. В жизни ведь тоже так. Иногда женщине нужно время, чтобы понять, насколько правильный мужчина рядом с ней, и что в его руках она расцветет по-настоящему.

О, а это уже не намек, а конкретное приглашение в лоб, значит?..

Элиза молчала, всматриваясь в померкшую с годами голубизну его глаз.

Что бы ни сказала — как в полиции и суде будет использовано против неё. Смысл доказывать очередному извращенцу, что не нуждается в папике? Если бы понимал или хотел понимать — давно уже принял бы её четкую позицию, читаемую в поведении с первой встречи на корпоративе.

К ним подошел Дашков, и втроем они медленно прошествовали к фуршетным столам. Взгляд хозяина вечера так и не сбавил градуса. Он совершенно не заботился о том, что все видят его навязчивую заинтересованность. Даже наличие Алекса рядом не спасало.

Элиза с горечью подумала о том, что… когда была в браке с Ромой, этот мужчина не позволял себе таких вольностей. Потому что Разумовский — другой уровень. По всей видимости. Гарант безопасности, источающий благородное предостережение: моё не трогать.

Увы… сейчас девушка уязвима в этом плане.

— Надо наложить шов, чтобы не осталось шрама, — с неподдельным сожалением цокает Коршунов, глядя на то, как она выбрасывает окровавленный ватный диск в урну.

— Пусть, — отбивает своим уверенным кивком его сочувствие. — Шрамы украшают не только мужчин. Это наглядная карта жизни человека, Федор Алексеевич. И мне дорог каждый изъян на теле как живое напоминание об определенном событии.

В ответ ей лишь многозначительно хмыкнули. И еще раз оценивающе прошлись пристальным взором.

— Благодарю Вас за гостеприимство, но мне пора.

Девушка прощается со всеми, уверив наиболее «заботливых», что прекрасно доедет сама. Ей ни к чему личный водитель Коршунова или кто-либо другой рядом. А перед самым уходом обращается к стоявшему неподалеку Разумовскому:

— Спасибо за спасение.

Получив слабый кивок, она разворачивается к тропинке, ведущей к воротам. Алекс сопровождает молча. Сажает в такси, галантно расплачивается за поездку и напоследок бросает в неё настороженно-внимательный взгляд. Будто смотрит под другим углом, изучает…