Размеренные действия чутко выводят из кокона, окутавшего сознание бессвязностью.

С ужасом Элиза восстанавливает ход событий, поняв, что Рома её спас несколько минут назад. И, наверное, это было подвластно только ему. Никто из присутствующих не обладал ни его рассудительностью и умением молниеносно ориентироваться в ситуации, ни его стремительностью, приобретенной за годы изучения боевых искусств, которыми он увлекался с юношества. Уж девушка-то знала, какое у него натренированное до невозможности тело, на котором проработан каждый миллиметр.

То есть, Разумовскому удалось в последнюю секунду выдернуть её из-под копыт, накрыть собой и откатить от лошади. Вот откуда эффект центрифуги.

А если бы она упала дальше от толпы… получается, всё?..

Интересно, кто-нибудь догадался бы написать на надгробной плите: «Скончалась в порыве ревности»?

— Больно? — Разумовский прекратил свои уверенные движения, когда Элиза ощутимо вздрогнула при последней мысли, прозвучавшей в сознании выстрелом.

Черт возьми… Что она натворила...

Девушка слегка качнула головой и подняла взгляд с уровня мужского подбородка, на который таращилась в нездоровом онемении всё это время, прямо ему в глаза.

Любимая бездна её демонов.

Странно, но до неё впервые за весь период знакомства с ним дошло, что у них одинаковый цвет радужки. Почти черный. И они будто зеркалят друг друга.

Он так и замер с полотенцем у её щеки. А ей вдруг стало жизненно необходимым сию секунду ощутить тепло его тела. Чувственность строго сжатых губ. Трепет от касаний сильных пальцев.

Поверить, что она жива. И что причина этому чуду — он. Только он.

Непреодолимым жёстким порывом, поработившим своей безрассудностью здравую часть естества, Элиза мерно качнулась, подавшись вперед. Для неё восстановившаяся картина мира теперь сосредоточилась в этих глазах напротив. И ничего, абсолютно ничего сейчас не могло остановить этого поступательного движения к ним…

За исключением оглушившего вмиг:

— Я к тебе не прикоснусь, Элиза…

Девушка застыла в сантиметре от его рта, безжалостно продолжавшего вещать в тишине помещения. Рома удерживал её, схватив за запястья, и чеканил слова, которые вбивались в неё клиньями…

— Тем более… после него… — короткая пауза, выдох ей в губы, ощущавшийся горячим ударом по нервам. — Ещё полчаса назад ты целовалась с другим. Поэтому нынешний поступок спишем на состояние аффекта.

Надо же, как благородно он её оправдал… после того, как отшил… как какую-то второсортную суку… Которая то с одним, то с другим.

Флёр флешбэков из их общего прошлого рассеялся.

Секунда — и она ошалело отодвигается. Но не настолько далеко, как планировала, потому что руки так и остаются плененными им.

Элиза заторможенно опускает взор и зависает на точке, где они сцеплены между собой. Моментально вспоминает, где еще совсем недавно были эти самые ладони, окольцевавшие её запястья. Точнее, на ком…

Яростный неконтролируемый рык из недр грозился вылиться в пространство диким воплем. Но девушка сдержала его. Это раньше она выплюнула бы ему в лицо всё, что думает. Сейчас — ей все же удалось подавить импульсивность.

— Отпустите меня, Роман Аристархович. Вы там тоже нарасхват, не хочу задерживать.

Даже договорить не успела, а уже была освобождена и предоставлена себе. С изумлением заметив глубокую рану у большого пальца правой руки. Правда, это доходило до мозга сквозь пелену ядовитых фраз, которые так и хотелось бросить следом.

В проеме распахнутой двери материализовался Алекс, державший коробку с медикаментами. Он приблизился к Элизе, обеспокоенно оглядывая её с ног до головы, но при этом успел бросить неприветливый взгляд и в Рому, стоявшего в паре-тройке метров от девушки.