Руки Гаврилы оголяют её бедра, скатывая юбку до неприличного высоко, женские ягодицы жжет холод каменной столешницы, но Полина не сопротивляется. Шире разводит бедра, впуская между своими его.

Запрокидывает голову, чтобы рыбой хватать воздух, смотря в крутящийся потолок, когда его губы прижимаются к шее. Он целует. Лижет. Кусает.

Это так остро, что срывается с ее губ стоном. А потом у Поли замирает сердце, потому что он, как когда-то, отмечает все ее реакции. Угодить пытается.

Снова целует. Снова лижет. Снова кусает. Прижимается и втягивает кожу…

Если коснется сейчас к белью, поймет, что оно уже мокрое. От одних поцелуев в шею.

Полины пальцы вжимаются в плечи. Они твердые. Ткань мешает. Она мечтает и его раздеть, но вместо этого позволяет целовать ниже. Живот, ребра, грудь через кружево.

Смачивать ткань слюной и прихватывать через нее острый сосок. И его тоже посасывать, доводя практически до оргазма.

Полине хочется снять лишнее с себя и с него. Ей так хорошо, что мозг в отключке.

Она изворачивается и просит вернуться к ее рту.

Они целуются, когда Полина чувствует, что дышать становится легче – на спине расходится бюстгальтер.

Теперь на уже голую грудь ложатся мужские руки и мнут, когда его язык хозяйничает во рту. Он уже её трахает. Она уже позволяет.

Сама тянется к его ремню. Сама расстегивает. Дальше – пуговицу. Под звуки её стона разъезжается мужская ширинка, а её ладонь ныряет под боксеры.

В этом стыдно признаваться, но она помнит его до мелочей.

Твердость и жар члена тоже. Толщину и ощущения, когда скользишь по вставшей длине.

Делаешь приятно ему вроде бы, а на самом деле сама изнываешь.

Просто водишь по стволу, а думаешь о том, как он будет таранить тебя…

– Сука, как хочу тебя… – Гаврила ругается прямо в губы, толкаясь навстречу ее руке бедрами. Это грубо. Кого-то могло бы оттолкнуть, но в Полине только еще больше желания.

Сука – не она.

Сука – жизнь.

Она просит Гаврилу вернуться к поцелуям, когда он оставляет одно из полушарий. Сама же шире раскрывает бедра.

Практически глаза готова закатить от наслаждения, стоит почувствовать его ладонь на лобке. Он трет, съезжает вниз…

– Мокрая такая… Блять… Полька…

Ругается, лаская.

Поверх белья сначала, но почти сразу, под звуки её хныков, сдвигает, чтобы по живому.

По влажным губам, задевая клитор, вокруг него, давить…

– Кончишь для меня? – Гаврила спрашивает, ныряя в нее двумя пальцами сразу. Чуть назад и снова в неё.

Она кивает. Потому что конечно. Подается бедрами навстречу. С ума сходит от собственных звуков.

– Шире, малыш…

Гаврила просит, Полина раскрывается, как может.

Позволяет сдвинуть бедра на самый край.

Что бы он сейчас ни делал и о чем бы ни просил – она на всё согласится.

Отпускает член, вжимается в плечи…

– Презерватива нет, – он шепчет ей на ухо, раз за разом насаживая на пальцы. Она хотела бы почувствовать его в себе, но просто кивает, вжимаясь в плечо лбом, чувствуя глубокое рваное дыхание над ухом и движения в ней.

Она позволяет бывшему иметь себя пальцами в помещении, которое оплачивать скорее всего будет её будущий муж. Это ужасно, но ей ни капельки не стыдно.

Она толкается раз за разом навстречу его проникновениям.

– Ты красивая, пиздец, не прячься…

Гаврила просит, и Поля откликается.

Откидывается, упираясь ладонями же в стол.

Запрокидывает голову, отдается ощущениям, закусывая губу. Это не спасает от стонов, но так ей немножечко легче…

Взгляд Гаврила везде – на груди, животе, там, где в неё входят его пальцы. Но долго просто наблюдать он тоже не может.

Горбится и втягивает в себя сосок. Играет с грудью. Доводит ощущения до совершенства.