– Не надо…

Что именно – не уточняет. Давить, наверное. Ковырять. Вот эти вот все вещи.

Её взгляд постепенно опускается. От глаз на мужское плечо. По нему до руки. Гаврила тоже пальцы в кулак собирает, а она скользит дальше – на пол.

Жмурится и отворачивается.

– Ещё один, правильно? – вроде как тему переводит. И вроде как нужно принять подачу. Ответить: «правильно», но Гаврила отталкивается от стены и ступает.

Раз. Второй. Третий.

Его руки ложатся на женские бедра. В её поясницу вжимается пах.

Он чем угодно поклясться готов – из тысячи именно её узнал бы. Не потому, что не изменилась, а потом, что его. Личная. Главная. Единственная, блять.

По женскому телу прокатывается дрожь. Он её чувствует.

Полина издает звук, выдающий волнение.

Она, наверное, хотела бы, чтобы показалось, но нет.

Руки Гаврилы едут по её телу. Оглаживают бедра, сжимают талию, движутся вверх.

Мужские губы сами тянутся к женской щеке.

Он вжимается носом в кожу, которую тоже ни с кем другим не спутает.

Нежность его. Любимая.

Скользит, упиваясь…

Полина напряжена. Она чуть движется. Кажется, еще секунда и оттолкнет. Но Гаврила не готов.

Он открывает рот и царапает скулу зубами, слышит, как Полино дыхание учащается. У самого вся кровь стремится к паху…

– Тих, не дергайся, – он просит, целуя в щеку, подбородок, открывшуюся ему шею.

Чувствует, что Полина деревенеет. Волнуется. Сомневается. Может оттолкнуть. Может.

– Дай надышаться…

Но вместо этого выдыхает долго, поворачивает голову.

***

Полина волновалась с самого утра. Чувствовала себя так, будто сегодня – день её первого свидания. Одевалась так же. Собиралась. Спускалась к машине Гаврилы, пытаясь успокоить разогнавшееся сердце.

Они просто ехали помещения смотреть. С высокой вероятностью её могло ни одно не устроить, но внутри – бесконечные кульбиты.

Почему – Полина не понимала, пока не случилось то, что случилось.

Он всё это время держал дистанцию. Все это время ограждался от неё плотиной. А тут прорвало.

Полина спиной чувствовала его приближение. Чуть не задохнулась, когда прижался сзади.

Не могла справиться с мощными выплесками адреналина в кровь из-за его касаний.

Пусть между его ладонями и её телом – ткань, чувство такое, будто голым по голому.

Её крупной дрожью бьет от его близости.

Часто снилось, что они снова друг к другу прикасаются, но ни один сон не сравнится с ощущениями, которые дарит реальность.

Его хриплое:

– Тих, не дергайся, – топит в желании. Оно бьет пульсацией в промежности и разносится кровью по решившему жить быстрее организму.

Полина знает, что у нее есть секунда, чтобы отказать. Просто оттолкнуть надо. Запретить. Еще она знает, что это было бы правильно. А о неправильности скорее всего пожалеет, но услышав просьбу про надышаться, поворачивает голову, ловит его жадный взгляд, закрывает глаза и подается навстречу.

Её сносит от ощущения его языка в собственном рту. Гаврила всегда целует одинаково – по-своему и без излишней деликатности.

Никто больше её вот так не целовал. Никому она вот так больше и не позволила бы.

Язык Гаврилы движется в её рту, заставляя сдерживать натиск.

Он бродит голодными руками по телу.

Полина чувствует, что в поясницу упирается горячий мужской пах. Во рту снова много-много-много слюны.

Собственной и его.

Гаврила тянет вверх блузку, чтобы через секунду гладить живот под ней. Голый. Покрытый мурашками.

Разворачивает, оторвавшись.

В глаза смотрит. Одна за другой расстегивает пуговки на блузке.

Не отпустит и не собирается отпускать, а она и не просит.

Он только вниз чуть подается, она тут же навстречу. Снова открывает рот и впускает его язык. Посасывает, позволяя распахнуть блузку, подсадить на стол.