Члены консилиума начали тихо переговариваться, но никто не посмел явно выразить свое несогласие.

– Что касается диких зверей. Коль скоро огонь уничтожил наш амфитеатр Тавра на Марсовом поле, его поджигатели исполнят роль пронзенной рогами царицы Дирки. Тавр![71] Все поняли? Это ли не справедливость?! А тех, кто разрушил храм Дианы, постигнет участь Актеона, который за оскорбление Дианы был растерзан охотничьими собаками[72]. Преступников обрядят в шкуры животных и выставят перед собаками.

Кроме того, во время пожара были уничтожены пятьдесят Данаид, украшавших храм Аполлона, и потому преступники понесут наказание, подобное наказанию Данаид, но настигнет оно их не в Аиде, а здесь, при свете дня: с дырявыми кувшинами с водой они будут убегать от стаи натравленных на них собак.

Все собравшиеся заулыбались и закивали головами. Это сулило развлечение в сочетании с привычной для них казнью преступников.

* * *

Как только были обнародованы добытая информация и приговоры с установленным для каждого случая наказанием, возле дворца начали собираться толпы людей, которые, требуя от нас быстрых действий, во все горло вопили:

– Убить их! Запытать их! Порвать на части! Арена слишком хороша для них!

– Надо все сделать как можно быстрее, – сказал я, закрывая ставни на окнах в комнате Поппеи, которые выходили на поля с толпами народа, но это почти не помогло, крики все равно проникали в покои. – Такую осаду невозможно долго выдерживать. Да они и сами скоро станут агрессивными, ничем не лучше тех, кому хотят отомстить за свои мучения.

– Да, ты прав, – согласилась Поппея. – Когда приговор вынесен, виновных не следует подвергать пытке ожиданием.

– Похоже, это ожидание нисколько их не тяготит, – проговорил бесшумно подошедший к нам со спины Спор. – Они спокойны, постоянно молятся и даже проповедуют, привлекая других в свои ряды. Можете себе такое вообразить? Как кому-то может прийти в голову присоединиться к ним в их-то теперешнем положении?

– Даже проигранное дело может обрести своих последователей, – сказал я. – Возможно, есть те, кого привлекает безнадежность. Люди, хранящие верность своему делу, в самом отчаянном и безнадежном положении могут показаться благородными и храбрыми. Вспомните Фермопилы. Они ведь знали, что обречены.

– Но они знали, ради чего идут на смерть, – возразил Спор. – В том, как ведут себя эти, нет никакого смысла.

Поппея передернула плечами:

– Давайте не будем об этом.

В комнату сквозь ставни прорвался очередной шквал воплей.

– Пока с этим не покончим, покоя нам не будет, – сказал я. – Поэтому повторю: действовать надо быстро.

Ночью в самой дальней комнате моих покоев я пытался читать поэзию, а неподалеку играл на барбитоне Геспер. Он довольно успешно обучал меня игре на своем инструменте и объяснял разницу между барбитоном и кифарой.

Я отложил свитки со стихами и, сев рядом с Геспером, стал внимательно смотреть, как он держит основание инструмента.

– Тебе нужен свой инструмент, – поднял голову Геспер. – Советую заказать.

Я пробежался пальцами по гладкому, слегка изогнутому основанию барбитона.

– Сначала посоветуй мастера.

– Дамас с Коса, – не задумываясь, ответил Геспер.

– Остров Кос! Целая вечность пройдет пока его оттуда доставят.

– Думаю, для императора все сделают гораздо быстрее, чем для кого-то вроде меня.

– Все-таки Кос очень далеко, и доставлять заказ придется морем. Не знаешь какого-нибудь достойного мастера, живущего поближе к Риму?

– Есть мастер Метан, живет в Луцерии, но он не так хорош, как Дамас.