Более того — пальчиками стараюсь провести по выпуклым венам, тронуть головку. Андрей добивает, просовывает член между стопами и совершает несколько медленных фрикций, доводя меня до грани.

— Теперь раздвигай ноги широко и снова поднимай. Делай так несколько раз.

Я подчиняюсь, словно может быть иначе. Раздвигаю ноги в спокойном ритме. Мышцы работают, как и все рецепторы, которые очень нуждаются в Андрее. В его силе и власти, которые он источает, как запах. У меня от него мозг размягчается до состояния желе.

Сглатываю, когда на десятый раз он ловит мои стопы на члене и снова об них трется.

Если я еще не залила ковер своими соками, то это дело времени.

Когда я раздвигаю ноги, Андрей смотрит вниз, дыша часто и глубоко.

— Оставь ноги широко раздвинутыми.

Он садится на корточки, удерживает мои ноги и касается взглядом самого центра. Обжигает, убивает во мне все разумное, превращая меня в развратную, жаждущую ласки кошку.

— Андрей, — пытаюсь елозить, но он лишь головой качает.

— Сделаем «березку».

— Что?

Он сам сводит мои ноги.

— Теперь закинь их за голову, — показывает он как, а у меня внутри все переворачивается, потому что стоит моим носочкам коснуться пола, как его пальцы касаются открывшейся щели. — Умница моя.

Он разводит мои ноги так, чтобы видеть лицо. Я сглатываю, когда он приставляет налитую кровью головку к половым губам. Влажным до невозможности.

Руки ставит около моей головы так, словно отжиматься собирается. Но напряжение в воздухе, которое уже ножом можно резать, точно не располагает к занятиям физкультурой.

Он молча врывается в меня, снося остатки мыслей, и выдыхает с животным звуком: «Блять».

Больше нет приказов, нет требований, только страсть, завлекающая нас в свои силки.

Андрей не церемонится. Вколачивается на полной скорости. Смотрит то в глаза, то на грудь, что колеблется в ритме жестких толчков, то в глаза. Я не могу их закрыть. Стараюсь ловить все, что мелькает на лице Андрея. Му’ка. Боль. Наслаждение.

Это такая дикая смесь, что меня начинает потряхивать.

Хочется ощущать это наполнение всегда. То, как грубо он вторгается в меня, как набухшие вены царапают мягкие стенки, как они стягиваются вокруг его ствола, словно взяв в плен. Не желая отпускать. Он выходит из меня, шлепает по влажным половым губам, распространяя брызги и острый запах возбуждения. А затем вместо члена вставляет пальцы.

Сразу два. Доводя меня до границы, за которой вряд ли я увижу что-то, кроме пятен света перед глазами. Вторая рука накрывает мою ноющую грудь, сжимает до боли сосок.

Я открываю рот, чтобы сказать, как мне хорошо, как мне все нравится, но в этот момент я задыхаюсь от ощущений, потому что твердые, сухие губы Андрея жалят мой клитор, давая окончательно мне потеряться в этом порочном удовольствии.

Я стискиваю пальцами волосы Андрея и выпускаю из себя сладкий стон. Содрогаюсь всем телом. Растворяюсь в счастье, накрывшем меня с головой, как волна.

Меня отпускает, только когда слышу шелест фольги.

Открываю глаза, щурясь от яркого света. Оказывается, Андрей уже перевернул меня на живот. И теперь ставит в колено-локтевую, собирая в кулак волосы. Натягивает на себя, выгибая в пояснице и требуя:

— Хочу, чтобы ты кричала, малыш.

Почему-то в этот момент находит разочарование. Спускает с небес на землю и не дает ощутить всей прелести страсти, в которую погружается Андрей, натягивая меня на себя. Грубо, жестко, порой даже жестоко, с каждым толчком увеличивая скорость и уменьшая амплитуду.

— Давай, давай, кричи, сука! — выбивает он у меня крик очередным ударом головки об матку.