«Ради бога, продажная тварь, просто молчи… Не трави меня своим поганым дыханием…»

Но Кира выдыхает прямо мне в рот. И за секунду мои черти превращаются в долбаных карамельных лошадок.

О’кей, жизнь, сегодня твоя взяла. Я сломаю ее потом. Завтра. Или послезавтра.

Я слизываю все, что она дает: горечь, боль, разочарование, страх. Дальше и дальше, словно нетерпеливый ребенок - Чупа-чупс, поскорее, лишь бы добраться до жвачки. Где-то там, в этом уродливом десерте по имени Кира, спрятана сладкая начинка, и я должен запустить в нее зубы.

Кира скребет по моим рукам, царапает кожу до крови, но я просто не могу от нее отлепиться. Прилип намертво. Врос, как раковая клетка.

Ты же этого хотела, Кира-блядь? Хотела меня вот такого, без тормозов от тебя? Ну так бери и глотай, потому что больше никаких карамельных лошадок, потому что ты – моя слабость, а я избавляюсь от всего, что может меня уничтожить.

— Отвали от нее! – откуда-то, словно из параллельной вселенной, раздается дядин крик.

А следом в меня врезается и его кулак: уверенно, по роже, почти профессионально, так, что я валюсь на песок под аккомпанемент хруста собственной челюсти.

13. Глава тринадцатая: Кира

Глава тринадцатая: Кира

Я беззвучно падаю с огромной высоты в собственное тело.

Наверное, поэтому не чувствую ни рук, ни ног, только колючую проволоку вокруг сердца, которая стягивается так сильно, что боль заставляет меня кровоточить слезами.

Габриэль зарывается пальцами в песок, тяжело дышит, пока Дима кружит надо мной и заботливо кутает в накидку. Она вся в песке и царапает кожу, но это немного отрезвляет, потому что я полностью пьяная от этого поцелуя.

И паника снова подкатывает к горлу, грозя превратиться в новый приступ.

Мне страшно, потому что случившееся – ниспосланное свыше персональное откровение.

Впервые за два года я поборола приступ без баллончика. Я умирала. Я чувствовала, как сердце, словно отчаянный, но невезучий бегун, еще пыталось побороться на длинной дистанции, но каменело от каждого удара.

И вдруг – вкус ненависти на губах, от которого отчаянно захотелось жить.

— Я тебя убью, Габриэль! – беснуется Дима, отодвигая меня за спину

А Элу, как всегда, плевать на чужие угрозы: он встает и, глядя Диме в глаза, хрипло смеется, и скалит окровавленные зубы.

— Ты мудак, - отвечает Диме, когда тот яростно прет на него, хватает за грудки и еще раз заносит кулак. – Да я бы трахнул ее прямо здесь. Может, свалишь, пока мы развлечемся?

Дима бьет его еще раз, и я вскрикиваю от хруста костяшек, впечатанных в челюсть.

— Повтори, что ты сказал? – требует мой жених.

— Что твоя девка на меня потекла, - отвечает Габриэль и получает новый удар.

Дима держит его за ворот и методично, как отбойный молоток, разбивает лицо.

А Габриэь даже не поднимает руки, не пытается защищаться, но после каждого удара смеется еще громче, пока его лицо не превращается в кровавое месиво, и Дима тащит его к воде, чтобы швырнуть в океан, словно грязный носок.

— Хватит! – ору я, но голос теряется в злобных выкриках Димы и уже слабеющем смехе Габриэля.

Я должна что-то сделать. Должна, наконец, прекратить этот кошмар. Поэтому собираюсь в кулак, бреду к Диме и пытаюсь схватить его за руку, которой он методично колотит Габриэля, словно боксерскую грушу. Но он стоит спиной, а я никак не даю о себе знать, и когда пытаюсь его остановить, Дима слепо, на одних рефлексах, поворачивается – и бьет меня кулаком. Но видимо в последнюю минуту понимает, кто перед ним, и пытается как-то увести от меня удар, поэтому кулак задевает щеку и отправляет меня в полет на спину. В глазах расцветают то ли красные маки, то ли красная сакура, но ясно одно – я медленно вываливаюсь из реальности, сползаю по отвесной стене, как испорченная детская игрушка «лизун».