— Валентина, прекрати, - рычит поблизости Дима, но я уже выпала из этой системы координат и улетела в другую солнечную систему, чтобы найти более благоприятную планету и остаться на ее орбите. Хорошо бы, чтобы она была полностью необитаемой и за поясом астероидов.

О чем я только думаю?

Я смазываю горечь улыбкой и демонстративно откланиваюсь в пояс, потому что уже не важно, буду ли я пай-девочкой или пацанкой с полным ртом нецензурных слов. Меня только что демонстративно расчленили - и все присутствующие выпили мою кровь, так что пусть катятся к черту. Нужно быть честной хотя бы самой с собой – я человек не из их круга и никогда не стану такой, как они. Я притворщица и дрянь, но хотя бы не вытираю ноги о чужие души.

И самое главное – если я немедленно отсюда не уйду, то и сама превращусь вот в такую «Валентину»: бессильную в собственной злобе одинокую королеву жизни на троне из кроличьих костей. Но сегодня она по крайней мере не станет выше за счет моей сломленной спины.

Хорошо, что здесь, куда ни выйди – всегда окажешься на пляже. Я стягиваю босоножки кончиками пальцев на ногах и оставляю за собой, словно две громадные хлебные крошки. Дима меня догонит, но сейчас он делает то, что ему диктует политическая дрессировка: ставит на место оппозицию, крушит несогласных убийственными аргументами и проводит блестящие дебаты. Почти жаль, что не на камеру.

Может быть, я заблужусь среди этого неба? Потеряюсь среди звезд? Ну или на крайний случай сбегу в джунгли и может быть проживу там счастливую, но короткую жизнь человека с минимальным набором прививок от всяких тропических болезней.

Эта мысль так меня заводит, что какую-то часть пути я просто бегу: подобрав легкую юбку до самых бедер, врезаясь пятками в песок. Подальше ото всех. И только когда свет от «цивилизации» теряется в тусклой полоске у меня за спиной, останавливаюсь, чтобы перевести дух. И просто падаю на песок, скручиваясь раковиной.

Может быть, утренний прибой оближет мне ноги и смоет с тела чужую желчь, а может, меня смоет в океан, и я стану рыбой-клоуном.

— Кира!

Нет, господи, только не он.

[1] Хаббл – телескоп на орбите земли

[2] Выражение «прокрустово ложе» стало крылатым и означает жёсткие границы, в которые желают вогнать что-либо, жертвуя ради этого чем-нибудь существенным

12. Глава двенадцатая: Габриэль

Глава двенадцатая: Габриэль

Она лежит у моих ног, словно русалка: бледная, худая, с волосами, будто вросшими в песок. И тяжело дышит, потому что бежала так, что я еле за ней угнался. А зачем гнался? Кто бы ответил на такой простой вопрос? У меня ни малейшей трезвой мысли на этот счет. Есть только сносное оправдание для той части меня, которая желает растоптать эту заразу и не гнушается никакими способами: «официально» я пошел за Кирой, чтобы, пользуясь ее состоянием, поймать одну и закончить начатое матерью – добить.

Но не могу.

Просто не могу даже до нее дотронуться, пока она издает такие звуки, словно дышит через забитую землей трубку в горле. Я должен поставить ее на ноги, убедиться, что она не скорчится в судорогах и не ухватиться за этот повод засудить мою мать за моральное издевательство.

— Уйди, - не поворачиваясь, просит Кира. – Простой уйди. Хочешь поиздеваться? Я вся твоя завтра утром.

Я хочу сказать, что не в моем вкусе стегать загнанную лошадь, но почему-то молчу. И почему-то присаживаюсь на корточки, протягиваю руку, чтобы притронуться к ее плечу. Но не притрагиваюсь, так и держу ладонь в свободном парении и убеждаю себя в том, что просто не хочу снова вляпываться в ее запах.