Габриэля и его матери еще нет, но остальные гости в сборе. Шумная компания из шести человек, и Дима мгновенно перетягивает на себя внимание. Все хотят завести знакомство с перспективным политиком, поэтому на меня почти не обращают внимания, пока подружка со стороны обрученной не замечает кольцо у меня на пальце. Выгибает бровь в этаком жесте понимания, мол, все с тобой ясно. Я прикусываю кончик языка, чтобы не бросить что-нибудь сгоряча, и сама себя ругаю за несдержанность. Что со мной такое? Я же не конфликтный человек и всегда предпочитала отдать победу в споре, чем отстаивать ее с пеной у рта.
Ответ приходит вместе с последними гостями: Габриэлем, его матерью и девушкой, которая, судя по цепкой хватке на его локте, пришла с ним. Ее лицо кажется смутно знакомым, но избавляюсь от этой мысли, ведь гораздо важнее другое – я стала такой нервной из-за него, Габриэля. Он заразил меня, словно вирус, и от терпения и благоразумия остались жалкие испорченные баррикады.
Я с облегчением опускаю взгляд в бокал с коктейлем и, кажется, провожу так первую половину вечера. Изредка поворачиваюсь, чтобы обмолвиться парой слов с Димой, охотно поднимаю бокал, присоединяясь к пожеланиям счастья, любви и другим словам, которые принято говорить в таких случаях. И мне даже почти удается отделаться от мысли, что я – микроб на стекле под микроскопом с увеличительной способностью Хаббла[1], мать Габриэля откашливается и, постукивая кончиком ножа по бокалу, просит слова. Весь вечер она мило шутила и даже общалась с Димой, но именно сейчас отвратительное предчувствие пробирает меня до костей.
Она говорит длинную речь, наполненную уместным в этом случае пафосом, но каждое слово выкручивает меня по спирали вверх, туда, где кончаются все предположения, чем же она закончить эту театральную миниатюру. Ни малейшей мысли по этому поводу.
— Надеюсь, когда придет время, мой брат и мой сын встретят таких же достойных девушек, которые украсят собой нашу семью, - заканчивает она до противного спокойно. – Не всем суждено встретить настоящую любовь с первого раза, но всем даны глаза, чтобы разглядеть подделку.
За столом виснет неловкая пауза. Мать Габриэля поднимает бокал и мне так сильно хочется, чтобы все гости просто встали и ушли, что за это я готова продать душу дьяволу. Но это было бы слишком сказочно, поэтому весь тост сводится к послевкусию: «мы сделаем вид, что ничего не поняли и просто запьем эту дрянь свежей порцией «Дайкири».
Я отодвигаю свой коктейль нетронутым. Просто кладу пальцы на стеклянный кругляш ножки и медленно толкаю прочь от себя. И нарочно скребу ногтями по полированной столешнице и, по-моему, даже улыбаюсь сквозь зубы.
— Что-то не так? – слышу обращенный ко мне вопрос.
Поднимаюсь, плюю на то, что опрокидываю стул - и грохот нарушает чью-то счастливую идиллию. Я должна посмотреть в лицо своему страху, потому что, в конце концов, это просто смертная женщина, даже если она богатая расфуфыренная стерва и собственным прокрустовым ложем[2], куда я никак не укладываюсь.
Когда я смотрю на нее, то на миг в глазах Валентины проскальзывает что-то вроде удивления, и даже эту мелочь я записываю на свой счет. Не такой уж я отважный вояка, чтобы брезговать маленькими победами. Что, богатая стерва, не ожидала? Думала, кролик подожмет уши?
— Для женщины вашего круга и образования, Валентина, вы слишком грубо ерничаете. Цинизм не любит пошлости. Попробуйте в следующий раз быть чуточку оригинальное, прямолинейность удел хабалки с рынка, а не тетки будущего президента. Ну или обратитесь к Диме: уверена, у него есть пара грамотных спичрайтеры, которые поработают над вашими высказываниями. И - да, я не буду пить за этот поганый тост.