Схватив ключи от машины, Вик бросился к выходу. Снаружи он чуть не сшиб Зельду Мамбург, спускавшуюся по ступеням. К счастью, ни она, ни ее бульдог этого не заметили. Вик тут же позабыл о них. Он должен был убедиться, что в ближайшие дни не совершит самую большую ошибку в жизни.

2.

Ступив в гематологическое отделение, Вик по привычке задержал дыхание. Приходилось спасаться от запахов убийственной дезинфекционной смеси из хлорки и анолита. По счастью, окна в отделении были открыты. Вик сейчас же пришел к выводу, что готов дать руку на отсечение, лишь бы здесь пахло асфальтом. Хорошим. Прожаренным. Только что выползшим из-под дорожного катка.

У сестринского поста он улыбнулся. От восковой улыбки, что в банке перекосила ему лицо, не осталось и следа.

– Мария, добрый день. – Вик протянул коробочку с лиловой заводской лентой. – Это вам. Как она сегодня?

Мария, давно взмокшая в своем белом халатике, обаятельно улыбнулась. Улыбка вышла довольно провокационной, потому что следом Мария открыла коробочку, вынула шоколадную конфету и положила ее в рот. Точнее, прикусила ее зубками, а уж потом проглотила, точно наживку.

«И ты даже не поздороваешься со мной, не так ли? – мысленно вопросил Вик. – А еще ты считаешь, что я хожу сюда исключительно ради того, чтобы ты жирела. В следующий раз прихвачу ветчины. Только сразу ты ее не получишь».

– Как моя сестра? – Вику пришлось постараться, чтобы его голос не дрожал. – Понимаю, конфеты очень вкусные, но мне важно знать состояние Тори. Как она?

Рот Марии наконец-то прекратил рассасывать шоколадное месиво. Она опять широко улыбнулась. Зубы ее, как ни странно, остались белыми.

– С Викторией всё в полном порядке.

– Хотите сказать, она поправилась? – Губы Вика опять теряли чувствительность.

– Нет, конечно. Я к тому, что ее состояние без ухудшений. Знаете, а вы совсем не похожи. Вы же близнецы, – Мария махнула следующей конфетой, – а выглядите как давленое и недавленое яички.

– Обожаю шутки про куриц. Это ведь была одна из них, верно? Иначе бы совсем скверно вышло, да? Не берите в голову, Мария. Лучше скажите: эти появлялись?

– О ком вы? Ах, вы об этих. Нет, эти уже вторую неделю не захаживали.

«И я тоже не был примерно столько же, – отметил про себя Вик. – Только черта с два я начну облезать из-за этого».

– Ой, а можно я нажму. – Мария показала на значок. – Мне так нравятся ваши шутки.

– На обратном пути, хорошо? Я должен повидать сестру.

Помахав на прощание, Вик направился дальше по коридору. У ее палаты замялся.

«Виктор и Виктория. Нашу историю хоть в песне излагай. Получилось бы что-то вроде кантри-дряни о скрипящей половице».

Они были монозиготными близнецами, которым повезло – или не повезло, как посмотреть – родиться разного пола. Всё началось, когда им было по десять. Хороший возраст буквально для всего, но Тори предпочла море. Она всё чаще уходила на берег, откуда в молчании следила за волнами Таганрогского залива. Так продолжалось до тех пор, пока ей в руки не попала странная статуэтка, напоминавшая темно-изумрудное яйцо.

Вик готов был поклясться, что Тори сама выманила эту штуковину из воды. Он видел, что с ней происходило, но понимал и того меньше. Кроме одного: камень из моря заменил ей брата. Ему не хотелось вспоминать о ночах, когда ему казалось, что статуэтка шепчет, создавая в воздухе спальни черные волны, охотившиеся за домами.

А в пятнадцать Тори сбежала.

Вик погоревал, но еще больше слез выплакал, когда умерла мать, не справившись с потерей дочери. Потом Вик устроился на консервный завод. Его мозги были заняты учебой, пока руки сортировали, перерабатывали и закатывали рыбу в жестянки. Он сильно уставал и мог наизусть перечислить всё, что они выпускали – от сардин с овощным гарниром и до кильки по-гавайски, – но это не спасало от фантомных болей и галлюцинаций.