— С ним не надо встречаться.

— Ольга-се боится?

Её взгляд из любопытного стал пронзительным, и в ответ я смогла только скривиться. Что ей сказать?

— Ольга, я спрятала тебя. Не стоит переживать. Он сюда не проберётся никогда. Обещаю.

Я верила. Каждому её слову верила и за поддержку была благодарна, но мне бы успокоиться.

Мы с Машэ сидели на диване в приёмном зале. Она задумчиво и радостно улыбалась, а я смотрела на окружавшую меня белизну и, впитывая её спокойствие, успокаивалась сама. Теперь казалось странным и нелепым само желание выйти отсюда, желание увидеть пятнистую и такую опасную тень деревьев, почувствовать такой подозрительный запах леса, услышать такой пугающий скрипа седла. Странно, что раньше хотелось движения.

Сейчас нужно было свернуться калачиком, и чтобы вот такое белое вокруг, чтобы вот так спокойно, чтобы никто не дышал в затылок, а сам затылок не леденел от ужаса.

Меня уже не трясло от пережитого, но всё это пережитое снова и снова, словно в роликах Всёли, прокручивалось в голове. Я снова и снова слышала низкий мелодичный голос Игоря за спиной, снова боялась не успеть и снова задыхалась от ужаса.

Белый цвет, ровный, гладкий, и ничего не видно, — так спокойно, так — хорошо. Потому что в душе всё клокочет и бурлит.

Как он меня нашёл? Как добрался? А что, если бы догнал?..

Об этом думать страшно. Этот страх ожидания, изводил и мучил, словно вцепившийся в душу остервеневший цепной пёс.

В этот страх, словно тараном, билась другая волна, волна счастья. Это была радость Всёли, которую я воспринимала как свою. Она радовалась за Машу.

— Ольга, посмотри! – с неожиданной торжественностью в тоне, словно она распорядитель королевского бала, мысленно восклицала моя напарница. — Посмотри! Ты нашла, раскрыла её!

— Всёля, но ведь всё едва не закончилось плохо, — апатично отвечала я.

Сил на удивление не было, да и внутренняя дрожь требовала внимания — всё норовила прорваться наружу.

— Не случилось, вы успели. Всё хорошо, Ольга!

Ледяные мурашки прокатились по спине. Может, и хорошо, но он меня едва не догнал, и я всё ещё слышала его шёпот, его ненавистное «Лёля!».

Игорь... Как страшно!

Мой прекрасный, вдохновенный Игорь! Скрипка в его руках поёт и плачет, зовёт танцевать и убаюкивает. И когда он, прикрыв глаза и едва заметно улыбаясь, играет, становится просто божественно красив!

Да, когда он брал инструмент в руки, становился совсем другим человеком. Такой Игорь не мог ударить в живот беременную женщину или убить собаку. В такие моменты он был прекрасен душой и телом, и я любила его, боготворила, не могла без него жить... Он был самым прекрасным мужчиной, к которому я не побоялась уйти, наплевав на то, что безвозвратно гублю свою репутацию и репутацию своей семьи...

И это был не тот Игорь, голос которого я слышала сегодня. Сегодня был тот, кто мог убить любовь, животное, ребёнка или женщину.

Мог убить меня...

Это страшно!

Я прикрыла глаза, замерла на пару мгновений. Всёля права, надо перестать так нервничать: Игорь далеко, очень далеко, и до меня ему не добраться. Она защитит, укроет меня!

Призвала тишину. Это всегда помогало. Долго пришлось ждать спокойного дыхания, прозрачных лёгких мыслей, расслабленных мышц. И когда наконец дождалась, почувствовала внутри её, ласковую и умиротворяющую тишину, вздохнула и открыла глаза — страх отступил, утих, спрятался. И хорошо – хватить жалеть себя, у меня тут Машэ требует внимания, впереди много работы.

Итак, она, наконец, счастлива.

Что стало причиной? «Лес, — голос Всёли. –