- Что с ним? – я не совсем поняла смысла её слов, меня больше волновали причины, почему он не пришёл. – Он жив? С ним всё в порядке?

- Конечно, жив, - дама бросила на меня снисходительный взгляд. – Он ведь сюда не пришёл.

- Что? – это что намёк, будто я собиралась его убить?

- Ничего, – одёрнула себя незнакомка. – Это я так. Его величество дал приказ забрать вашу простынь, дабы засвидетельствовать тот факт, что брак не подтверждён. Люсьена, сними простынь, отнесём её его величеству.

Проворная служанка, ещё вчера прислуживавшая мне, споро сняла постельное бельё, свернула в узел и преданно уставилась в глаза даме в жёлтом.

- Оденься и выйди к завтраку, там всё узнаешь, - бросила она мне через плечо и двинулась к выходу.

Остальные потянулись за ней, и только верная Френни осталась по эту сторону двери.

- Что это вообще было? – я пребывала в полной растерянности.

Мне сейчас плакать или возмущаться? Что за порядки здесь, если к высокопоставленной особе могут ворваться в покои и творить полное бесчинство?

- Я и сама не знаю, милая, - Френни принялась суетиться.

Достала из шкафа голубое платье, которое она загодя приготовила на сегодняшнее утро, туфли, чулки, и прочая, и прочая. Споро одела меня, причесала, заплела, пощипала щёки, чтобы они выглядели не такими бледными, и взяла под руку. Да, не по этикету, но сейчас не до него – выяснить бы, что вообще происходит!

В большой обеденной зале собралась целая толпа. Столы ломились от еды, но никто не обращал на неё внимания, потому что Филипп стоял в центре, а рядом с ним пыжилась та самая дама, держа в руках один из концов простыни. Со вторым ей помогала та самая Люсьена. Простыня, как белый флаг моей капитуляции висела между ними, ясно показывая всем, что мною пренебрегли. Если не того хуже – вдруг меня обвинят в блуде?

От последней мысли я даже покачнулась. Холодный пот прошиб меня, я беспомощно пыталась поймать взгляд Филиппа, но он был… равнодушен. Холод и безразличие застыли в его глазах, скука сквозила в прекрасных, мужественных чертах моего несостоявшегося супруга.

И от этого на душе стало так горько, так больно, что я обхватила себя руками, стараясь не рассыпаться,  из глаз потекли слёзы. Немного, пока только по одной слезинке, но на сколько хватит моей выдержки?

- Держитесь, госпожа, нельзя терять лицо, - раздалось сбоку.

Я бросила взгляд в сторону, там оказался один из послов Дамарии. Хенрик.

- Если что, мы с вами, - поддержал ещё один из наших, подошедший с другого бока. – Мы будем бороться за вас.

Хардвиг.

Как я была им благодарна в этот момент! Не то, чтобы сразу стало легче, но слёзы течь перестали. Я взяла себя в руки.

- Уважаемые господа Дамарийцы, в присутствии моей несостоявшейся жены, а также многочисленных свидетелей объявляю наш брак с Ингеборгой Прекрасной, дочерью Вальдемара и Софии, аннулированным. Как видите, её честь осталась нетронутой, - он невозмутимо махнул рукой в сторону мятой простыни, - ночь мы провели порознь.

Боже, как невыносимо стыдно! Что происходит, почему он отказывается от меня, ведь ещё вчера он был доволен: смотрел на меня горячо, целовал сладко…

- Но это нечестно! – воскликнул Хенрик. – Вы подписали договор, вам передано приданое и гарантирована помощь в войне с Анделией! Это не говоря уже о договорённостях…

- Обсудим это после завтрака за закрытыми дверьми, - остановил его Филипп. Абсолютно равнодушно, спокойно, словно речь шла о поставке кильки! – А сейчас прошу всех к столу, занимайте ваши места согласно регламенту.

Развернулся и невозмутимо двинулся к своему огромному креслу во главе стола. Самое страшное, что нам, оказывается, тоже выделили места за столом. В самом конце, а вот моё место заняла… та самая девушка, которая вместе с отцом смотрели на меня волками. Кажется, её зовут Агнесса? Да, точно, третья дочь Генриха Досландского.