- Тогда побреем на лысо, - кураторша схватила огромный мясницкий нож и злорадно принялась вертеть им в руках. – Голове легче станет, мыть не надо – сплошная польза!

Она явно больше пугала, чем действительно собиралась это сделать, но меня уже понесло – слишком много переживаний скопилось.

- А давай сразу по шею! – после лука и котлов мне терять было уже нечего. Не говоря уже о Филиппе. – Потом сама своему королю и моим братьям будешь отчитываться, как так вышло.

- Пфе, бросим твоё тело в Источник, и скажем, что сама упала, - проговорила она буднично.

Остальные встрепенулись, то ли от любопытства, то ли собираясь помочь. А я… я окончательно поняла, что она этого не сделает. Не было на её лице ненависти, лишь усталость и даже измождённость. Видимо, ей тут тоже несладко приходится, как и остальным, а тут я ещё приехала. Впрочем, никто ведь их не заставлял приговаривать меня к чёрной работе. Или?..

- Зря вы так, я ведь не отказываюсь от помощи вам, - сказала я примирительно. – Зачем же зверствовать?

- Это ты сейчас так говоришь, потому что на тебя взвалили много, - пожала плечами кураторша и положила нож обратно. – Не артачься, пройди тяжёлый путь достойно, и тогда, возможно, тебе откроется куда больше, чем ты думаешь. Телесные тяготы – это лишь одна из ступеней к величию духа. На тебе слишком много шор. Сними их, познай себя и окружающий мир без них.

Не знаю, причём здесь шоры и мои страдания, но я поняла, что ничего не добьюсь. Их логика – это что-то запредельное для меня. Возможно, их тут так дрессируют для жречества, но я-то тут причём?

Ногти все обломались, кожа потемнела, но я не жаловалась. Понимала, что бесполезно. Прямо чувствовала, как эта старая карга ждёт не дождётся моей мольбы, чтобы вновь задвинуть речь о пользе тягот и страданий. Сумасшедшая. К концу дня я еле держалась на ногах. Ужин проглотила, не заметив ни вкуса, ни толка. Жёсткость кровати тоже больше не волновала. И только сон – прекрасный, яркий вселил в меня надежду.

Мне приснилось детство. Я сидела около очага и подкидывала в него веточки. Выбирала самые вкусные – яблоневые, еловые, дубовые. Всё, что собрала на прогулке. Огонь благодарно (я чувствовала, как ему нравится, правда!) лизал их и дарил мне приятные ароматы. Иногда, увлёкшись, он выпрыгивал за пределы решётки на металлический лист, защищавший пол от пожара, и тогда я грозила ему пальчиком.

Удивительное дело – я никогда не обжигалась. Правда, я никогда не пробовала сунуть руку в пламя, к примеру, но если я играла с зажжённой свечкой или сидела вот так у очага, то чувствовала только ласковое тепло. Оно льнуло, гладило пальцы и вновь продолжало жить своей огненной жизнью.

Удивительно, но после такого сна я почувствовала себя очень отдохнувшей! Словно не было вчерашней усталости. Правда, стоило мне попытаться встать с кровати, как боль в теле вернулась. Стиснув зубы, я кое-как поднялась, умылась из кувшина, попила и вышла вслед за кураторшой.

- Сегодня Верховный уезжает, а значит, после обеда будешь прибираться в главном зале, - и столько удовольствия в голосе, словно мне предстоит испытание почище вчерашнего.

Может, она и ратовала за какое-то там просветление, но уж слишком наслаждалась процессом. Впрочем, попасть к Источнику я хотела, поэтому смиренно склонила голову.

- Как скажете.

- Надо же, похоже, вчерашняя наука пошла тебе на пользу, - довольно хмыкнула кураторша. – Так уж и быть, получишь к каше булочку. И котлы можешь сегодня не мыть, только овощи почисть.

И тут я поняла, что меня попросту дрессируют. Возможно даже по наущению Филиппа. Что ж, не буду говорить о своих особых отношениях с огнём, пусть думают, что отправляют меня на каторгу.