Наконец, дорога становится ровной, и когда выбираемся на свет, невольно щурюсь. Перед нами довольно бурная река, у которой девушки ставят корзины и принимаются за полоскание. Слежу за ними, повторяя то же самое. Подол платья намокает, когда волна приходится на мои ноги. Луфа работает куда лучше меня. У неё всё же есть опыт в этой области. Позади стражи посмеиваются, но я не хочу оборачиваться, чтобы узнать, над чем именно.
Поднимаю голову, замечая на другой стороне человека. Всадник на лошади стоит вдалеке, смотря на нас.
«Кто это, Ашкай?»
Его имени не знает никто, его лицо скрыто под маской. Он тень Готтарда: карающая и дарующая милость. Он твоё спасение и твоя погибель.
Хмурю лоб. Что это за загадки такие? Неужели нельзя объяснить простым языком? Но как только намереваюсь переспросить, что-то резко дёргает меня вперёд, и я оказываюсь в ледяной реке.
33. Глава 23
Теперь, когда сижу, подрагивая на камне, обнимая себя руками, осознаю, для чего стражи. Рядом на берегу замерла, смотря в хмурое небо большими тарелками глаз, то ли рыба, то ли осьминог, которая чуть не стала причиной моей смерти.
- Новенькая что ли? – наконец, интересуется тот, кто рядом, пока спасший меня выливает воду из сапога. – Небось, не слушала, что Рудая говорила.
- Вчера прибыли, - говорит кто-то за его спиной. – Зря ты её спас, кажется Угий за неё платил на выбывание, - тут же добавляет. И спаситель косится в мою сторону. На вид ему около сорока. Седые волосы покрыли почти всю голову. Поджарый и сильный, только глядит сурово.
- За работу, - приказывает, - чего расселась?
Словно я виновата в том, что произошло. Луфа заканчивает со своим бельём и принимается помогать мне, а я слышу за спиной смешки от прачек, будто я - эрдана и не привыкла марать руки.
Знали бы они, как близки к истине.
Всадника нет, как и не было. Выжимаю бельё вручную - ткань тяжёлая, мокрая, не меньше семи килограммов. Пальцы сводит от холода, они не хотят подчиняться. Хорошо, что «сестра» рядом. И уже не уверена, кто за кем присматривает.
Солнце так и не показывается из-за туч, а мелкий дождик моросит, только теперь мне уже всё равно. Я промокла до последнего нитки.
- Ты осторожнее с каплами, - советует более добродушный страж. – Не всегда успеваем прачек отбить. А этот к тому же ядовитый.
Каплами здесь называют вот таких страшилищ, что обитают в реках, и Рудая должна была провести инструктаж с новоприбывшими на счёт опасностей, которые могут поджидать на каждом шагу. То ли ей было некогда, потому что она разбиралась с заражённым, то ли это было сделано нарочно. Не знаю, но, кажется, у меня возникла новая фобия.
Снова отправляемся в путь с мокрым бельём. И сейчас оно ещё тяжелее, будто впитало всю усталость замка. Идём в тишине, лишь корзины скрипят да шуршат подошвы по камешкам. Подниматься вверх куда сложнее, и я справляюсь с задачей, смешивая пот с прохладой платья. И когда думаю, что нам дадут отдых, Жуда приказывает развешивать бельё на натянутые между покосившимися столбами верёвки.
Когда всё высохнет, гладим - не утюгами, нет. Здесь рубели и катки: тяжёлые деревянные валики, выглаживающие ткань до шелковистой плотности. А для тонких материй есть утюги - чугунные, с углём внутри, разогретые докрасна. Их следует держать в перчатках, обмотанных тряпками, и гладить с осторожностью, ведь ткани деликатные. Их немного, и даже представляю, кому принадлежит небольшая стопка белья – нашей экономке. Интересно, кому она демонстрирует эти белые шёлковые панталоны?
Спина гудит, пальцы уже не гнутся. Луфа помогает молча, лишь изредка кивая на особенно упрямые пятна, которые приходится тереть так яростно, будто они символ всего моего позора.