- Надеюсь, она больше не поверит этому проходимцу, - говорит Гейла не то нам, не то самой себе, провожая взглядом бегущего. – Иртен Брукс – сумасшедший, считающий себя лекарем, - объясняется, - хотя, надо признать, капли от головной боли и бессонницы у него хорошие, - находит за что похвалить. – И он спас одну из рожениц, когда ребёнок не хотел выходить, - пускается в воспоминания, - но его попытки вылечить заражённых привели только к гибели здоровых.

- Здесь есть роженицы? – я удивлена. Кто в здравом уме захочет иметь ребёнка в подобном месте?

Гейла словно вспоминает, что перед ней не давняя знакомая, а совсем чужой человек. Но всё равно поясняет.

- Ребёнок – дело нехитрое. Стажи могут красиво петь, так что глядите мне обе, - тычет в наши лица пальцем Арнц. – А если всё же не уследите, наслышана, что за гадости бывают по ночам, у Иртена всегда есть нужная настойка. Те двое думали, что дети спасут их от участи Готтарда, и их вернут домой. Но запомните: сюда лишь одна дорога. Обратной нет и не будет.

Она замолкает и снова идёт вперёд. Бросаю взгляд на лекаря, который прыгает кузнечиком рядом с Рудаей, пытаясь убедить её в чём-то. Отсюда с уверенностью не сказать сколько ему лет, Газманов тоже до сих пор в отменной физической форме. Но одно ясно: он пытается найти противоядие, пока другие смотрят на него, как на сумасшедшего. Непризнанный гений Готтарда.

Мы отходим дальше от замка, и теперь я могу рассмотреть его при свете дня. Тёмные окна зияют, как пустые глазницы, а стены из серого камня поднимаются ввысь, давя своей массивностью. Гнетущее впечатление.

Они сложены из грубого камня и кажутся частью самого ландшафта, сливаясь с серыми тучами, которые, кажется, вот-вот заплачут. Основной донжон, центральная башня, вздымается высоко в небо, его зубчатые стены теряются в пелене тумана.

Справа от замка расположились конюшни. Оттуда доносилось ржание лошадей. По всему периметру - какие-то постройки, среди которых и прачечная, из которой доносятся женские голоса.

Всё вокруг пропитано неизбежностью и безысходностью. Это место не может стать домом. Это крепость. Тюрьма.

Внезапный рёв добирается до слуха и пробуждает страх. Резко оборачиваюсь, испуганно глядя в сторону ворот, и вижу дракона, извергающего огонь.

Луфа чертит на себя круг, а я вижу, как мечется в пламени страж, которого приговорили к смерти.

- Боги забыли про это место, - холодно говорит Гейла. – Так что твои молитвы не помогут, девчонка.

И после её слов мы входим в прачечную.

Ещё одна интересная история в рамках Литмоба

Зозо Кат - Семья жнецов

Книга живёт здесь

https://litnet.com/shrt/99CU

32. Глава 22

Теперь криков стража не слышно, их заглушают другие, звучащие в прачечной. Откуда-то справа раздаётся пение, слева ругань, и вижу, как две прачки выясняют отношения, шлёпая друг друга мокрыми тряпками, пока остальные смеются. Но тут же смех смолкает, потому что в их сторону спешит какая-то женщина, намереваясь разобраться с работницами.

Пар клубится в воздухе, забирается в лёгкие, и от этого куда сложнее дышать, чем за стенами прачечной. День только начинается, но внутри уже жарко, словно в июльский полдень. Каменные стены впитывают и возвращают жар, пол скользкий от мыльной воды, а мои туфли то и дело норовят разъехаться, чтобы усадить на шпагат.

Только последний раз я могла проделать подобное лет в тринадцать, когда занималась танцами. Сейчас это дела давно минувших дней, да и тело, которое помнит растяжку, бесследно исчезло.

Терпеливо ждём пока главная прачка решит возникшую проблему, а пока наблюдаю за происходящим. У больших медных чанов, разместившихся на треногах, стоят девушки, помешивая что-то большой ложкой. Или это какая-то палка. Я не сильна в обустройстве подобных мест. Стирка для меня бывает быстрой и деликатной. Предпочитаю 40 градусов и глажку. Но здесь, увы, вместо удобных стиральных машин – женские, разъеденные тяжёлой работой руки, вместо гелей и порошков для стирки