Этот человек был омерзителен, и я не могла понять, как отца угораздило вписаться в должники к Карапетяну. Да уж лучше лишиться не только фирмы, но и вообще всего, чем связываться с бандитами. Отец, видимо, думал, что сможет выкрутиться. Или он знал, что грозит нам с сестрой, и потому решил покончить с собой? Чтобы не видеть этого?

Я передернула плечами, отмахиваясь от этой мысли. Он не мог знать, не мог так нас подставить. Я очень хотела верить, что в своей предсмертной записке отец написал правду: он убил себя, чтобы спасти нас.

В тот вечер, когда Карапетян и его люди ушли, у Снежаны случилась настоящая истерика. Она вообще была слишком ранимой, хоть и скрывала это за веселостью и беззаботностью. Мать бросила нас, когда мне было четырнадцать, а Снеже двенадцать, и сестра так до сих пор и не оправилась после того предательства. Она наивно верила, что вот откроется дверь, мама вернётся и все объяснит. Я не была столь наивной, как Снежана, и предпочитала верить фактам, не строя иллюзий.

Относительно того будущего, которое меня ждало с Борисом Державиным, я тоже иллюзий не строила. Он ясно дал понять, что хочет моё тело и не собирается брать или давать больше. Чувствам между нами не было места. Что ж, так даже лучше. Я умею следовать правилам.

Поднявшись в спальню и пройдя в примыкающую к ней гардеробную, я начала методично перебирать вещи: что взять, а что выбросить или оставить здесь. Я не знала, как будет вести себя Борис: будет ли он тратить на меня деньги, как их тратили богатые мужчины на своих любовниц; будет ли часто выводить меня в свет в качестве своей спутницы или заставит сидеть дома; может, он будет каждый месяц выдавать мне определенную сумму, как самой последней содержанке, а может, будет скуп? Я не знала ничего и боялась об этом думать.

– По крайней мере, он сказал, что не извращенец, – горько усмехнулась я.

Я решила взять лишь немногие из тех вещей, что были в гардеробе. В любом случае, я всегда смогу вернуться сюда и забрать все остальное.

Что делать с этим домом я не знала. Продать его или пусть стоит? Надо будет обсудить со Снежаной. Одно я знала точно: даже если бы мне не пришлось переезжать к Борису, здесь я все равно не осталась бы.

Кое-как стащив чемодан по лестнице, я накинула кожаную куртку и распахнула дверь. Мой автомобиль, который я заранее подогнала к главному входу, ждал с распахнутым багажником. Черт, как же непривычно и сложно все делать самой. Слишком легко мы с сестрой жили, даже не задумываясь о таких вещах, как закрыть дверь на ключ, запереть автоматические ворота, приготовить обед, в конце концов.

– Бесполезные богатенькие куколки, – простонала я, заталкивая чемодан в багажник.

Борис даже не предложил прислать за мной водителя или ещё кого-то, кто бы помог с вещами. И я знала почему: он не хотел делать этот путь для меня легче. Правильно, так унизительней. Когда-то я посмеялась над ним. Теперь бумеранг вернулся – Борис унижал меня. «Это лучше, чем оказаться в руках Карапетяна», – напомнила я себе.

Наконец-то выехав за пределы территории, я вбила в навигатор адрес, который дал мне Борис. «Гринвуд вилладж» – так назывался элитный посёлок, где у него теперь был свой дом. Далековато отсюда. Что ж, значит, приеду совсем поздно. Оттяну неизбежную встречу, во время которой я даже не представляла, как себя вести.

Всю дорогу я пыталась слушать дурацкие песни по радио и подпевать в голос, чтобы не думать, не размышлять, не поддаваться панике.

«Гринвуд вилладж» оказался совсем не похож на тот густо заставленный домами район, где всю жизнь жили мы с отцом. Это тебе не Рублевка. Здесь все было по-другому. Современно, просторно, соответствовало названию. Дома внутри посёлка располагались на значительном расстоянии друг от друга, чтобы богатые соседи не мешали другим богатым соседям. Высокие заборы здесь тоже были, но они не липли один к другому и гармонично вписывались в окружающий лесной ландшафт. На участок Бориса меня впустили без проблем, а когда я остановила автомобиль у входа в дом, дверь мне открыла женщина средних лет в строгом сером платье.