- Ага, счас, нашел виноватого! – отбивает Тимур.

- Спокойно всем! Серый живой и дышит, - говорит Прапор. - Олеся, вытри ему лицо… Тимур, ты куда?

- За хозяевами, - доносится до Серого голос друга. – Серый от них такой пришел. Они точно знают, что делать.

- Я с тобой, - говорит Михась. – Прапор, сделай лицо попроще. Я просто прослежу за Тимуркой.

- Позовите Марину, - просит Верочка. – Я не понимаю, почему она еще не здесь? Она же от Серого не отходит!

Даже сквозь сон Серый чувствует напряжение Прапора, когда Михась уходит следом за Тимуром. И это отчего-то пугает. Диалог между Михасем и Тимуром прокручивается вновь и вновь, и Серый вспоминает, что Михасю всегда нужно разобраться, что он постоянно отвешивает Тимуру подзатыльники, что…

Серый напрягается, борется со сном. Ему нужно встать, проснуться, побежать следом. Но тяжелое непослушное тело никак не поддается. Сон разрастается, засасывает в себя, словно темный водоворот. Серый мечется, стонет сквозь зубы, и Верочка гладит его по лбу.

Он тянется, хватается за эту руку – и водоворот отпускает. Из тьмы выступает его комната. Серый видит её – и напряжение тает. Становится так легко, словно он превратился в мыльный пузырь, радужный и хрупкий. Серый затихает, вытягивается на кровати, ощущение собственного тела куда-то исчезает, а зрение наоборот – проясняется.

Он поворачивается, и видит маму. Она уже стоит в дверях и боится. Нет, она на грани паники. Если бы Серый сейчас открыл глаза и встал, то они сию же секунду ушли бы в хмарь. Это решение светится в её глазах, в развороте плеч и вокруг тела. Её ничто не удержит, даже рука Прапора на плече. Серый видит всё это так ясно, что удивляется, почему не видел раньше. Но уходить нельзя. Здесь Верочка. Она сидит на его кровати и гладит свой живот, в котором уютно свернулись две девочки, ожидая своего часа.

Он идет к окну, при каждом шаге отрываясь от пола, вскакивает на подоконник и отталкивается туда, в синее вечернее небо. Его останавливает странное голубоватое поле – щит, который не пускает хмарь. Он расплескался неровной кляксой по холму, величественный и очень прочный. Кончики пальцев чувствуют электрические разряды, и Серый опускается чуть ниже, чтобы не прикасаться. На щит он больше не смотрит – от открывшегося вида захватывает дух.

С высоты птичьего полета – всё как на ладони. Дома с высоты кажутся совсем игрушечными. У самой границы щита, в саду нежилого дома стоят крохотные коробочки ульев. Их собственный стоит выше, почти на холме, у самого края дороги. Его хорошо видно из-за перекопанного огорода. Дорога тянется вверх, изгибается у рощи и заканчивается у большого прямоугольника кладбища. Рядом с ним на лугу пасется Глаша. Она, маленькая и донельзя флегматичная, неторопливо бродит на привязи вокруг дерева, направляясь к пруду, который отделяется от кладбища тонкой полоской кустов. Усадьба хозяев прячется в роще, у пруда, и с огородом и цветочным садом на самом деле занимает совсем немного места. Большей своей частью щит накрывает рощу и кусок леса. Деревья обнимают холм неровным полумесяцем, в центре которого лежит кладбище. А из него в небо летит столп бело-голубого пламени. Пламя бьет в макушку голубоватого купола, а начинается где-то в глубине полуразрушенной часовни. Она стоит за кладбищем, в самом центре холма. Серый следит за искрами, которые пляшут по щиту, и понимает, что часовня - это источник. С высоты хорошо видно её серые стены и обрушенную башню.

Серый хочет подлететь поближе и рассмотреть, но в другой стороне между деревьев мелькают яркие ветровки, и он спохватывается, спускается и пристраивается рядом.