Кивнул. Удивительно, что в это смутное время некоторые ещё умеют сопереживать, хотя незнакомец старательно скрывает, маскируя под похмелье. В темноте, за периметром лагеря, слышатся разговоры и хохот, ломаются ветки. Остальные собирают дрова для большого костра, но скорее всего, только делают вид. Отлынивают, ища укромное место где уснуть снова. Моё внезапное появление многих выбило из колеи. Из семерых осталось всего двое, зато каких. Гесс достал из огня оранжевый меч, любуясь ему одному понятной красотой. Полоска раскраснелась, став похожа на апельсиновую кожуру, и слегка подсвечивая лицо. Медный обруч на лбу отделил чёрные волосы прямой чертой.
– Бондур, у тебя верёвка с собой? – спросил он, возвращая сталь в огонь. Взметнулись мелкие искорки, обрисовав угловатое лицо бывалого воина.
– Ну да, – хлопнул бородач по бедру, где помимо верёвки звякнуло ещё что-то. – Ты же знаешь дружище, я запасливый. Что плохо лежит, либо прячу, либо съедаю. Может потому такой толстый, как считаешь?
– Всё ясно. Вот значит, кто вино вылакал! И не стыдно перед лучшим другом? Хоть бы пленника постыдился. Он небось праведник, одну воду пьёт, да капустой заедает.
– Каюсь, командир. Надо же было чем-то запивать Ирийский сыр. Воду презираю по вероисповеданию, а другого вина, к сожалению не было. Кстати сыр солёный, как та позавчерашняя уха, что ты готовил.
– Так это был ты!? Ах ты гад ненасытный! В курсе, что половину месячного жалования стоит? Старый Изя будет недоволен, узнав что его любимое лакомство сгинуло в желудке бесстыжего Гесса.
– Так он же из зверолюдов. Они отходчивые, как котята, завтра уже забудет.
– Скорее небо упадёт на землю, чем Изя забудет о долгах! Ладно, что-нибудь придумаю. Как всегда. Скажу, ворона стащила. Очень жирная и наглая. Иди лучше пленника привяжи. Вон то дерево сойдёт. Узлы надеюсь, помнишь как вязать? И сделай потуже, парень с виду крепкий.
Бондур нехотя поволок меня к прямой сосне, бубня под нос оправдания, а незнакомец переключился на снаряжение. Подтянул лямки на кожаной броне, проверил на месте ли широкий нож в сапоге. Он какое-то время пристально смотрел, как разгребая мокрые листья, тянутся две борозды сапог. Будто пытался узнать, или вспомнить, где ещё видел незнакомца, но потом отвёл хмурый взгляд. Видимо обознался, либо прошло слишком много времени. Закончив подготовку, внезапно встал и пошёл следом.
– Я думал, Гессы не пытают пленников, – сказал я, когда сильная рука Бондура прижала к дереву. Навалился так, что будь свободен, вряд ли отбросил. – Как-то быстро меняются времена. Вчера были герои, а сегодня на службе у шакалов.
– Так и есть, – пробурчал Бондур, возясь с верёвкой. – Времена тяжёлые, заданий для нас почти нет, а побираться по дорогам, как делают авантюристы, не позволяет гордость. Мы – вольный народ, чем хотим, тем и занимаемся. Вот я например люблю вечерком надраться до поросячьего визга, а Конрад так вообще, картёжник каких поискать. С детства знаю как облупленного.
Верёвка сделала пару витков, сдавила грудь сильнее, так что нити затрещали. Я почувствовал, как жёсткие концы перехватили запястья, стягивая вместе. Удивился такой предусмотрительности. Зачем заморачиваться, когда и так, пальцем не шевельнуть. Магия старика парализовала намертво, можно делать с беззащитным некромантом всё что угодно. Сдачи не даст.
Второй Гесс подошёл почти вплотную. Грудь в три раза шире моей. Волосы чёрные, как разлитая смола, блестящие. Кончики слегка касаются раскинутых в стороны богатырских плеч.