– Прежде всего, Натах, я хочу пожелать тебе настоящей взаимной любви. Такой, чтоб…

Я вдруг осекаюсь и будто в замедленной съёмке наблюдаю, как вспорхнула тонкая рука.

С моей реакцией всё в порядке, но всё же мне хватило ума вспомнить, что я не на ринге и заставить себя не дёргаться. А в следующий миг раздался звонкий хлопок, и мою щёку обожгло. И тут же вторую.

Ну а что… нормально так пообщались.

Внезапно всё стихло – ни звука. И в этой оглушающей тишине я продолжаю таращиться в синие, полные слёз, глаза, и улыбаюсь, как идиот.

3. Глава 3 Гена

Ничего больше не вижу, кроме этих глаз. Это что-то невероятное!.. Я будто проваливаюсь сквозь влажную завесу в бездонный космос – непонятный, пугающий и завораживающий.

– Натах, ты что творишь, дура?! – злой окрик Жеки резко выдёргивает меня из этой засасывающей воронки и становится стартовым выстрелом для онемевших гостей.

Высококультурное общество вмиг очнулось и загудело, словно рой потревоженных пчёл, выражая своё «фи».

– Евгений! – гневно восклицает Алла Дмитриевна, продираясь к дочери и не забывая улыбаться и расшаркиваться перед гостями: – Не волнуйтесь, всё в порядке, просто девочка сильно перенервничала… Да, да – всю ночь не спала… Ы-хы-хы… Ну Вы же понимаете…

– Отличная подача, дочь! – со смешком выдаёт отец невесты, и его тут же с энтузиазмом поддерживает ведущий, стараясь обратить непредвиденную ситуацию в подконтрольное шоу.

– Прости, – растерянно бормочет Наташка и опускает глаза, как будто не в силах на меня смотреть. А с её ресниц соскальзывает слеза.

– Да за что простить?.. Дурочка ты… ну… замуж-то зачем было?.. Чего ты там делать-то будешь? – я невольно протягиваю руку к Наташкиному лицу, когда вижу, как ещё несколько слезинок срываются с её ресниц и, падая, утопают в белом облаке платья.

– Руки! – угрожающе рявкает жених и делает шаг вперёд, заставляя меня вспомнить о его присутствии. И о том, что он теперь как бы муж… урвавший куш.

Сейчас Стас Сомов уже не напоминает холёного буржуя, а сжатые кулаки и искажённое злобой лицо говорят о серьёзности его намерений. Ну не-эт, только не это! Не думает же он, что я пропущу и его подачу. А гасить жениха ещё до начала банкета – это уж совсем дурной тон.

– Добрый день, – широко скалясь и предупреждающе качая головой (вот даже не думай, парень!), я протягиваю ему букет.

И в это же время что-то острое впивается мне в зад, а прямо в ухо раздаётся тихое и злое шипение Аллы Дмитриевны:

– Пошёл вон от моей дочери, дикарь!

Совсем, что ль, охренела тётка? Она б ещё за яйца меня схватила.

– Ладно, – шепчу я покладисто (а шептать тихо я не умею), – только, пожалуйста, не надо покушаться на мой зад.

Красивое лицо Аллы Дмитриевны пошло пятнами, где-то позади послышался смешок Жеки, а в другое ухо зло зашептала Майка:

– Это я покушаюсь на твою жопу, придурок! – и сразу стало ещё больнее.

– А-а, извините, – буркнул я в пространство – сразу для всех оскорблённых, затем впихнул в руки Аллы Дмитриевны злосчастный букет и попытался ретироваться подальше от острых взглядов гостей и прицельных глазков камер.

Парадокс какой-то – чем незаметнее и тише я стараюсь себя вести, тем громче и неказистее моя популярность. Ух, чую я, что пора сваливать с этой свадьбы.

– Да стой ты, чокнутый! – Майка несётся по пятам и кулачком молотит мне по спине. – И сними, наконец, свою дурацкую панамку! Зачем я только притащилась с тобой на эту свадьбу – позориться? Ещё и ноготь сломала об твою каменную жопу! Что ты вообще здесь устроил? Ты хоть представляешь, как мы выглядели?