Я озадаченно потёр свой погнутый нос, пытаясь вспомнить, когда я говорил этой Бабе-Яге, что меня девки не любят. Не говорил… А они меня любят? Да и похер на этих чокнутых баб! Меня Жека ненавидит – вот это реальная проблема. Я вдруг ловлю себя на мысли, что уже вечер, а никто из моих друзей мне так и не позвонил. Наверняка тупо думать, что все они солидарны с Жекой… тупо… но я почему-то думаю.

А всё эта грёбаная колея! Пора выбираться из неё.

– А что это у нас глазки потухли? Неужто расстроился, Геннадий Эдуардович? – снова куснула Инесса, но уже не больно.

– Да не, я не расстроенный, Инесса Германовна, просто истина в глаз попала.

И, уже шагнув к выходу, я поймал замешательство в глазах Инессы.

– Что, не нравится? – прилетело мне в спину. – А думаешь, мне нравится, когда каждый головастик пытается трахнуть мой мозг? Полагаешь, у меня счастье бьёт фонтаном? Да у меня, чтоб ты знал, вся жизнь фонтанирует так, словно канализацию прорвало, а я ничего – трепыхаюсь ещё. Потому что знаю, что там, где закончатся все проблемы и неприятности, начнётся территория кладбища. А я, Гена, жить хочу! И я уже давно заслужила лепить свою жизнь так, как мне нравится, и имею полное право воспитывать идиотов!

Идиот во мне усмехнулся и даже не попытался оспаривать права воспитательницы. Она настигла меня уже в прихожей и нервно пояснила:

– Это я не о тебе сказала. Знаешь, мой третий покойный муж говорил… правда, ещё до того, как стал покойным… «Инесса, звезда моя, – говорил мой Павлуша, – никогда не поощряй дураков, ибо тем самым ты лишаешь их шанса поумнеть».

Остро, мудро и метко. Одним выстрелом – меня и Жоржика, а вот и он, кстати – в рубашке, брюках и весь непривычно серьёзный. Он бы ещё галстук напялил.

– Не-не-не! – взволнованный Жора вознамерился помешать мне уйти и грудью преградил путь к выходу.

– Ох, ну надо же, какие мы ранимые! – это уже Инесса. – Вот куда ты собрался на ночь глядя, да ещё и поддатый – приключений поискать? Оставайся, я тебе в Элюшкиной комнате постелю, и рубашку в порядок приведу. Слышишь, Ген?

Я слышу и киваю. Но, конечно, не собираюсь оставаться.

– Ну, занесло меня слегка… ты же не станешь обижаться на старую дуру? Жоржик, не пускай его.

Смешно. Однако Жора настроен решительно. И я тоже. Инесса это видит и предпринимает очередную попытку:

– Ген, давай хоть мировую выпьем, а?

– На пососок! – подсказывает находчивый грек, повышая градус моего настроения.

– Не, Жор, я – пас, а пососок – это уже с Инессой Германовной.

13. Глава 13 Гена

Дом Инессы я покидаю без сожаления и обиды. Германовна совершенно права – кто я такой, чтобы соваться к ней с нравоучениями? За её плечами долгий и непростой путь длиной в целую жизнь. Эта женщина пережила двух мужей, таскала за уши будущего кандидата в мэры, состоялась как мать и бабушка, добилась профессионального успеха. И мне ли её учить?

За долгие годы в Инессе скопилось немалое количество яда, но всё же добра в её сердце гораздо больше. Конечно, она вольна творить свою жизнь по собственному разумению – пусть чудит, играет и грешит. Ведь мне самому известно, как нелегко держаться от греха подальше. А Жорик… в конце концов, разве это не его добровольный выбор? Пусть и дальше продолжает носить в зубах тапочки и вешать на хер цветные фартучки – в добрый путь. А мне есть, о чём поразмыслить.

Но конструктивно мыслить не получается – улица отвлекает. Сверкающая, шумная, душная! Я живу в Воронцовске всю жизнь, но, кажется, впервые смог разглядеть вечерний проспект во всем его великолепии. Наверное, это потому, что раньше я никогда здесь не был один. Обычно развлекаясь в родной компании, я слишком мало придавал значения окружающему фону – он казался размытым пятном. А из окна «Мурзика» меня хватало лишь следить за дорогой, ну и примечать особо соблазнительные ножки.