Возможно, в тот момент стоило позвать Фэйта? Но даже родившись, эта идея быстро испарилась из головы – они и так слишком близки с Руной, что иногда закрадываются неуместные подозрения. Смотрят друг на друга совсем иначе.

Так он в тот день и ушел.

А еще через пару ночей Амон уже осознанно проскользнул к дверям девичьей спальни и прислушивался в течение некоторого времени – тихие, едва различимые всхлипы снова раздавались за стеной.

– Что у тебя происходит, моя Сиятельная госпожа? – решил он, наконец, узнать правду. – Что так тревожит твое сознание из ночи в ночь? Ты плачешь, я знаю. Снова и снова, – спросил Амон, искренне желавший забрать все плохое из жизни девочки, если оно было, на свои плечи, в свое сердце. Только чтобы его Варежка больше никогда не плакала.

Глаза Руны широко распахнулись, когда она подняла голову от своей тарелки, на которой так тщательно нарезала мясо вот уже несколько минут. Одна часть хвостатой личности уже гордо задрала подбородок и сообщила мужчине, что она сильная и со всем справляется, что ему не о чем беспокоиться. А другая… Та самая Варежка, ранимая и слабая, ощутив волну некоторого стыда и, одновременно с этим, прилив благодарности, оказалась в ступоре.

– Мне просто иногда снятся грустные сны, – выдавила она, еще решая, насколько объемной должна быть правда сейчас, рядом с этим ирлингом.

Взгляд монарха оставался выжидающим. Он прекрасно видел, что если воспитанница не врет, то точно не договаривает.

Руна все поняла – сейчас тот момент, когда Амон не отступит.

Отложив столовые приборы, спрятала руки на коленях, нервно сцепив пальцы.

– Амон, все в порядке, говорю же, – глубоко вздохнув, сдалась Руна. Что ж, день сегодня у нее действительно просто ужасный. – Такие, как я… У нас есть свои особенности, ты должен понимать. И поэтому, я иногда… Ночью я знаю, что никто не следит за мной, чувствую себя свободной, потому могу позволить себе прожить некоторые моменты своей...

Видно, что ирлинг хочет задать вопрос, но ему хватает терпения дождаться следующих слов лисицы.

– Я проживаю опыт своих прошлых жизней. Не всегда приятный, Амон. Это важная часть становления духа – мой дар и испытание, которое я должна полностью пройти к определенному возрасту. – Девушка все же подняла голову и встретилась глазами с Амоном, в голове которого явно был целый рой мыслей об услышанном. – Я помню важных для себя существ, испытываю разные чувства и эмоции. Картины пережитого возникают во снах и наяву, я слышу голоса, вижу то, чего в настоящем нет. Это… – дыхания внезапно стало не хватать, – трудно, – буквально давясь каждым словом, пытается донести суть до мужчины она. Желая быть честной, и да, быть понятой и принятой в своей… особенности.

Говорить так сложно, выворачивать душу наизнанку, сама толком не разобравшись, что же там внутри – на самом дне.

Возможно, она бы не услышала тихий, едва различимый шепот, погруженная в свои мысли. Но ее природа сыграла злую шутку:

– Я могу чем-то помочь тебе?

Амон просто не мог не спросить, пусть и не был уверен, что стоит. Только вот…

“Эления, я ведь могу помочь с делами в храме. Не ходи одна вглубь леса. Какой бы сильной ты не была, не рискуй”... – взрывающееся в голове воспоминание, голос, от которого хочется закричать.

– Не можешь, – заставила себя сделать вдох девушка, пытаясь привести ритм сердца в порядок и прогнать навязчивый туман из головы. – Ты не поможешь. У каждого своя роль, у всего своя цена.

– Может, кто-то из лекарей сможет облегчить состояние? – не сдавался мужчина, озвучив то, что лиса никогда не хотела бы от него услышать.