А эпитет-то какой подобрал, посмотрите-ка – “чужестранка”...

– Не вздумай обижать Лорелей, я тебе запрещаю. – Его глаза блеснули предупреждением и всеми оттенками серьезности намерений. Он прекрасно знал свою характерную воспитанницу.

Или ирлинг искренне верил в это.

А Руну накрывало осознанием – с головой, топя все надежды и мечты. Снова.

Это все, зачем он ее позвал? ЭТО было истинной причиной совместного ужина?

Руна вдруг рассмеялась. Заливисто, весело. Истерично.

Взгляд Амона сменился на удивленный, даже пораженный – он никак не ожидал подобной реакции.

А девушка просто заставляла себя дышать. Глубоко, удерживая внутри бурю.

– Конечно же, доверить свою находку заботе мужчин ее же королевства ты не решился, – отсмеявшись, она смахнула выступившие от эмоций слезы. – Боги, мой Повелитель, да у тебя страсть к собирательству, – звонкий мелодичный голос наполнился ядом.

Да, намекала Руна именно на себя. Двадцать три года назад.

– Тут и лекари не помогут, правда? – еще один ядовитый выпад достиг цели.

Нежные руки порывисто высвободились от томительной и желанной ласки.

Воспитанница правителя вдруг отчетливо ощутила всем своим духом, той силой, что была частью кицунэ – эта Чужестранка заберет ее счастье. Она отнимет у нее любимого. Навсегда.

Отчетливое понимание, необъяснимое, но почти осязаемое. А Руна привыкла доверять своим чувствам – они ее ох как редко подводили.

И так некстати в груди вспыхнули ее “чужие” воспоминания – она уже теряла. Лиса знала, что испытываешь, когда теряешь любимого. И от этой боли хотелось взвыть.

– Если хочешь ее – бери, – хрипло выдавила из горла девушка. – Делай все, что пожелаешь, мой Свет. Но тогда и я хотя бы раз получу то, что хочу, – с надрывом шепнула она и подалась вперед, наваливаясь на Правителя и прижимая его спиной к полу.

Его растерянность была столь искренней, Амон опешил и не сдвинулся с места, когда мягкие нежные губы накрыли его неумело, но настойчиво. Запах сушеных трав и летних цветов окутал, заставив всего на минуту забыться.

И этой минуты хватило, чтобы углубить поцелуй, обхватив девичий затылок.

Тонкие ладошки заскользили по мощному телу с невиданной ловкостью расстегивая рубашку и брюки.

Руна задохнулась от переполнивших эмоций, когда она почувствовала возбуждение мужчины, упирающееся ей в бедро.

Это была победа. Маленькая, но восхитительная и важная.

Она хищно втянула носом, проведя его кончиком по широкой шее, лизнула горячую кожу и заурчала. А затем потерлась о напряженный пах, жалея, что платье задралось недостаточно высоко.

– Руна, прекрати, что ты творишь? – чудесную негу прервал хриплый рассерженный голос.

Но она не поняла, что зол был мужчина, в первую очередь, на самого себя. Потому что выпускать из рук хрупкую фигурку не хотелось. Потому что ладони чесались провести по нежной коже девушки, зарычать от удовольствия, впиваясь в ее рот новым поцелуем.

Но на все это он не имел права! Он совершил ошибку, позволив себе гораздо больше, чем предполагает его роль наставника, опекуна…

Что только на него нашло? Он ведь и так проводит достаточно времени с женщинами, но Руна, словно дикий ядовитый плющ, что нагло и невероятно быстро пробирается, сжимая внутренности, по-хозяйски располагаясь в сердце.

Лиса испуганно отпрянула, спрыгнула с него, на манер животного, попятилась назад.

В ее темных глазах сиянием тысячи звезд разгорались тоска и боль, а по изящной скуле скатывалась крохотная слезинка.

Амон неосознанно потянулся навстречу, он ждал. Варежка всегда оставляла за собой последнее слово, огрызаясь, топая ножкой или угрожая. Но ирлинг дождался лишь новой мокрой дорожки на ее щеке. Подскочив на ноги, растрепанная, дрожащая, она спиной продолжала пятиться к выходу.