Никто не смог бы внятно это объяснить, но от как-то совсем быстро выросшей девчушки стало веять неясной угрозой. Она была диким цветком, распускающим свои лепестки в закрытой оранжерее среди привычных глазу многолеток. Никто не посмел бы назвать ее сорняком. А вот хищницей: непредсказуемой, влиятельной – с подобным не поспоришь.

Крой ее платьев отличался от общепринятых стандартов моды, об этом судачили многие женщины-ирлинги. Рукава всегда были достающими до пола, объемными, наряды непривычными глазу, практически прилегающими к изящной фигуре. Аккуратное декольте, плотные ткани. Руна казалась строгой и загадочной. Кто же она для двух самых влиятельных мужчин королевства и почему ей позволяется так много?

Те, кто был ближе к правящей ветви, видели эту девушку и в другом свете: в струящихся полупрозрачных тканях, что не открывали ничего, но будоражили воображение. Смеющуюся и заигрывающую, позволяющую себе бесстыдные вольности с Правителем и его Советником.

Кицунэ широко и довольно улыбнулась, игриво сцепив пальцы под подбородком.

— Это вы – буки. А другие мужчины – такие мужчины… Ради красивой женщины последний тайник вскроют, – промурлыкала она, переводя взгляд с Фэйта на Амона.

Повелитель задумчиво потирал подбородок и переваривал ту информацию, что лиса “принесла на хвосте”.

Казалось, он мыслями сейчас где-то очень далеко, но только на первый взгляд.

– Ты как всегда – не перестаешь удивлять, Руна. Никак не привыкну, что ты выросла. Однако, то, что ты делаешь… – в его голосе послышалось неодобрение.

Но он разрывался от спорных чувств. Шпионские игры кицунэ, за которые она взялась в последний год, все же приносили хорошие плоды.

Девушка стала путешествовать вместе с Советником и даже однажды уговорила Амона на самостоятельную поездку. Она стала их ушами, руками, да и ногами.

Руна в свои двадцать семь лет добилась многих успехов. Что только подчеркивало ее отличность от других. Дети ирлингов развивались намного медленнее. Это заставляло обоих друзей перестраиваться, привыкать к внезапным переменам в Варежке. Про придворных вообще говорить не стоило – бедняги, казалось, никогда не подстроятся к переключениям воспитанницы из одной личности в другую.

Одно было неизменным за минувшие года в их мнении – воспитанница монарха была мстительной ведьмой.

– О, Амон, мой Свет, – ее алые сочные губы растянулись в еще большей улыбке, когда она лениво обратилась к монарху, – я училась шесть лет и на повелителя, и на советника, и на куртизанку – не забавы ради. Моим образованием занимались лучшие. – Ее глаза многозначительно сверкнули, одарив взглядом обоих мужчин, что каждый раз напрягались от подобных разговоров, а их крылья нервно подрагивали. Им было сложно принять новую Варежку, которую “Варежкой” называть уже было как-то неуместно. – Больше двадцати лет назад я взяла себе новое имя, и я буду нести его бремя каждое мгновение своей жизни. Я Руна, моя роль – оберегать и давать силу, я не просто украшение дворца, как мнят некоторые мужчины.

– И наказывать, да? – не удержался Фэйт, облокачиваясь локтями на стол и подаваясь вперед, чтобы требовательно вглядеться в терзающие изо дня в день его душу глаза.

Руна фыркнула.

– Если вы про Эйдана Верса, то он сам виноват! Хотел подать Амону ходатайство с проклятой печатью. Не ваша магия, вы не почувствовали, а я все вижу, у меня волосы на затылке знаешь как дыбом встали?

Образ ленивой соблазнительницы треснул, оголяя обиженную лисицу. Такая девочка была им близка и привычна.

Со стороны монарха послышался тяжелый вздох.