Я делаю снимок рисунка на фоне воссозданного пейзажа, чтобы позже загрузить его на страничку социальной сети, и закрываю альбом. Можно сделать пару набросков и попытаться отрисовать красками по памяти, но я просто делаю ещё несколько снимков, откидываюсь на спинку шезлонга и прикрываю глаза от яркого солнца. Лёгкий ветер едва касается открытых участков кожи. Воздух здесь пахнет удивительно приятно, совсем не так, как в загазованной Москве. Все тревоги постепенно уходят прочь, и я окончательно расслабляюсь.

Мне больше не пять и не десять, я могу позаботиться о себе сама, я могу купить себе продукты и даже краски – какие пожелаю. И мать больше не будет меня колотить. Я выросла. Выжила. Всё хорошо. И обязательно станет ещё лучше.

Прошлое давно не беспокоило меня, и вот, поглядите-ка: стоило лишь обронить в беседе с Сергей Дмитричем пару фраз, как снова начало накатывать волнами дурных мыслей и воспоминаний.

Мысленно воспроизвожу в памяти штрих за штрихом сегодняшнего рисунка и, кажется, засыпаю. Сон лучше слёз, это кто угодно знает. Вот и я предпочитаю сон в борьбе со стрессами.

Сон мой некрепкий, поверхностный. Поэтому, почувствовав, как на ноги ложится плед, я моментально возвращаюсь в реальность, но не тороплюсь открывать глаза, с любопытством прислушиваясь.

Сергей Дмитрич – а кто же ещё?! – некоторое время возвышается надо мной, а потом берёт в руки блокнот для рисования и начинает медленно шуршать страницами, задерживаясь на каждом рисунке достаточное для самого внимательного рассмотрения количество времени.

Я открываю глаза. Мне интересно, нравятся ли ему мои рисунки, потому что он первый человек, который на самом деле разглядывает их. Но по виду мужчины нельзя сделать каких-либо выводов.

– Спасибо за плед, – тихо благодарю его, подавая признаки жизни.

– Пожалуйста, – он ничуть не смущается, что я застала его тут за этим занятием. – Ты очень талантливая художница, Юль. Красиво рисуешь.

Я раскрываю рот, чтобы сказать «спасибо», но он перебивает:

– Не спорь, всё равно не убедишь в обратном.

– Вообще-то и не собиралась, – обижаюсь я.

– Вот и умница, – переводит на меня свой взгляд и добавляет: – Мне нравится, когда ты послушная.

И хоть по его улыбке и смеющемуся взгляду мне и понятно, что это шутка, я всё равно краснею, словно в ней сокрыт какой-то пошлый намёк.

– Ты где-то занимаешься? – кивает мужчина на скетчбук.

– Нет, – краснею ещё больше. – Просто рисую. Сама.

– Умница, – хвалит он. – Очень красивые работы. Ты – талантище!

– Спасибо, Сергей Дмитриевич. Если честно, я никогда прежде не показывала их никому. Ну, свои рисунки. Как-то даже не думала, что кому-то будет интересно…

– Это ты зря, – протягивает он. – Сейчас что только не принято называть современным искусством, а ты свои шедевры прячешь!

– Скажете тоже – шедевры! – фыркаю я и даже смеюсь, но мужчина лишь качает головой.

– Не понимаю…

– Чего именно?

– Ты настолько не доверяешь людям или настолько не уверена в себе? – Сергей Дмитрич задумчиво смотрит мне в глаза, и я теряюсь.

– Так, сходу, и не скажешь, – глухо отзываюсь я.

– И что же нам с тобой делать? – риторически спрашивает он.

Понятное дело, что никто ничего делать не собирается. Он – точно. Мы просто случайные люди, вынужденные соседи. Я даже не могу взять в толк: и чего он носится со мной как с писаной торбой? Очень чудные дела! Невольно ждёшь какого-то подвоха от такой заботы. Словно за добротой и помощью непременно последует час расплаты.

Внутренний голос мгновенно поддакивает мыслям: мол, да-да, будто мы не знаем, зачем мужчины проявляют свои рыцарские качества, но я лишь закатываю глаза. Интуитивно я