Луиза затаилась в углу, прислушиваясь. Доносилось лишь конское ржание. Вдруг в оконце ударил яркий свет факела, перекошенная дверца отворилась рывком, и ослепленная Луиза услышала незнакомый мужской голос:

— Прошу, мадам.

4. 4

Луиза замерла, даже перестала дышать. Не знала, отозваться или затаиться. Она ясно понимала, что перед ней чужак. Тогда что это были за выстрелы, и что с отцом? Со старым Пьером? От ужаса сердце съежилось, заколотилось.

— Прошу, мадам, — в голосе слышалось нескрываемое нетерпение. Незнакомец едва сдерживался, и лишь чудо предостерегало его от грубости. — Не заставляйте меня быть неучтивым. Ну же, выходите!

В салон протянулась рука, обтянутая грубой черной перчаткой. Луиза нервно облизала пересохшие губы. Ее бросало в жар, точно обдавали кипятком. Ничего не оставалось, кроме как принять эту предложенную руку. Хотя бы для того, чтобы убедиться, что с отцом все в порядке. Но она не хотела показывать свой страх.

Луиза сделала глубокий вдох, выпрямилась, задрала подбородок. Оперлась на предложенную руку и ступила на перекошенную подножку. Почти вслепую вышла из экипажа, потому что в глаза бил яркий свет факелов. Она бегло осмотрелась. Двое с факелами, еще двое вцепились в брыкающегося отца. И главарь… Итого пятеро, если кто-то еще не скрывался в темноте. Пьер лежал на земле, и сердце кольнуло от ужасной мысли, что старик убит, но тот, кряхтя, завозился. Скорее всего, ранен…

Подавший руку незнакомец был крепким, коренастым, с загорелым выбритым лицом под широкополой шляпой. Не слишком молод, но и далеко не стар. Его одежда оставляла желать лучшего, тем не менее, на боку висела шпага. Луиза хотела что-то сказать, но от страха не могла выдавить ни слова. Лишь косилась на отца, который в ужасе замер. Чужая лапища зажимала его рот.

Незнакомец опустил руку, лишая Луизу опоры:

— Имею ли я честь говорить с герцогиней де Ларош-Гийон?

Луиза молчала, понимая, что все это чудовищная ошибка. Но не знала, как вести себя дальше. Как безопаснее? Отрицать или соглашаться? Такое высокое имя либо спасет, либо погубит… Если с герцогиней, судя по всему, они намеревались обращаться довольно почтительно, станут ли церемониться с дочерью захудалого барона? Она все еще бессильно молчала, и мерзавец принял это молчание за утвердительный ответ. Он коротко кивнул, приветствуя, но, скорее, в качестве издевки. В этом жесте не сквозило почтением.

— Отдайте то, что вы везете, мадам. И мы избавим вас от своего общества, не причиняя вреда вашим людям.

Так это грабители? Их заботят багажные сундуки? Луиза кивнула:

— Берите все, что хотите.

Мерзавец жестом подал команду, и двое факельщиков живо стащили с запяток кареты дорожный сундук с нехитрым содержимым. Они рылись, сваливая вещи прямо на землю. Внимательно рассматривали гребни для волос, но в итоге швырнули их в общую кучу. Потом обшарили экипаж и доложили главарю, что ничего не нашли.

Тот цокнул языком, уставился на Луизу, щурясь:

— Предсказуемо… Мадам знает толк в тайниках…

Он надвигался, и Луиза была вынуждена в ужасе попятиться.

— Отдадите сами, или желаете предоставить это мне? — его темные глаза азартно блеснули в свете факелов. — Я охотно проверю этот тайник. Собственноручно.

Намек был вполне прозрачным — мерзавец намеревался обыскать ее. Дальше вести эту игру было глупо. Луиза облизала губы:

— Вы ошиблись, сударь, я не мадам де Ларош-Гийон. Я мадемуазель де Монсо, а это, — она кивнула в сторону, — мой отец. Барон де Монсо дю Рошар. И наш слуга. Мы едем в Брез, в обитель. Молиться.