Аделаида покачивалась из стороны в сторону, будто баюкала младенца:

— Все от любви, деточка. От великой заботы… Ничего… Сейчас успокоишься немного, и по-другому взглянешь. — Она чмокнула Луизу в макушку. — Иногда ведь попервой и не разберешь: где жестокость, а где благо. А обдумаешь, свыкнешься — и уже ничего… Родитель худого не пожелает. Амори никогда не был жестоким.

Луиза отстранилась:

— Так, где же тут благо, тетушка, родненькая? Вы же и сами его видели. Этого Бурделье! Разве же благо?

Тетка Аделаида задумчиво опустила голову, какое-то время смотрела на свое вышивание. Наконец, подняла глаза. Серые, ясные.

— Так все лучше, голубка, чем в старых девах куковать. Обузой всем на свете.

Луиза покачала головой:

— Вы же не обуза. Вы матушку нам заменили. И сестрицам нужны, и брату.

Та грустно улыбнулась:

— В том и все счастье, что в несчастье. Видишь, как выходит… Не прибери Господь вашу матушку, так и мне угла бы не было. Вся и напасть, что сгодилась. Но предложи мне в свое время, хоть вот такой мэтр Бурделье, — тетушка не сдержала вздох, — так до конца дней своих бога бы благодарила. Жить честь по чести, да глаз не прятать. Таков наш женский удел: от рождения — к замужеству да к материнству. Ничего нет важнее.

Луиза утерла лицо — слезы неожиданно высохли:

— Так неужто не предлагали? Никто-никто?

Тетушка Аделаида молча покачала головой.

Луиза нахмурилась:

— Не поверю. Чтобы к вам, да никто!

Та грустно улыбнулась:

— Никто, голубка. Бесприданница никому не нужна.

Луиза молчала, нервно ковыряла ногти. Тетушка врать не станет, но… Луиза подняла голову:

— Отчего бы Бурделье на вас не жениться? Вы тоже урожденная де Монсо. И принесете ему дворянство, как он и мечтает. Чем плохо?

Аделаида грустно улыбнулась:

— Экая ты расторопная. Да кому же я, старуха, теперь нужна? — Она ущипнула Луизу за щеку: — Где уж мне с такой егозой ровняться. Бурделье хоть и в летах, так не слепец! И не дурак, как я посмотрю.

Луиза серьезно покачала головой:

— Вы не старуха. Просто платье дурное. А одень вас в кружева да ленты — настоящей красавицей станете.

Тетушка Аделаида промолчала, лишь крепче обняла:

— А ты подумай, голубка. Как следует, подумай. Ведь замуж берет. Может статься, другого предложения и не дождемся. Так, чтобы честно, да по-людски, по-божески. Смотреть-то многие смотрят, да только смущают. Даже самый захудалый дворянчик сперва на приданное глядит, а уж потом на лицо. И ничего не попишешь. А у тебя из достоинств всего-то и есть, что имя да хорошенькое личико. Будь оно хоть сто раз раскрасивое. Для выгодной партии этого ох как мало.

Тетушка замолчала, отстранилась, теребила в тонких пальцах свою вышивку. Вновь поникла, думая о чем-то своем. Луиза смотрела на нее и невольно размышляла: впрямь бы тетушка Аделаида пошла за такого Бурделье тогда, много лет назад? Или это сейчас так говорит? Впрочем, наверняка не лукавит. Покладистая она, тихая, мягкая. Неперечливая. Такая бы пошла, если бы приказали. Но сама Луиза не могла похвастаться такой кротостью. К добру или к несчастью — один бог ведает…

Она облизала пересохшие губы:

— А, правда, что наши предки когда-то Высшей магией владели?

Тетка удивленно подняла голову, улыбнулась:

— Да сказки все это. В каждом роду такое пересказывают. Только магии этой нет, как не было.

— Но ведь она существует, и теоретически…

Аделаида тронула Луизу за руку:

— Да вижу я, куда ты клонишь, голубка. Только блажь это все. Выбрось из головы. Если бы кто-то из семьи оказался одарен — способности проявились бы с малолетства. Это каждый знает. И будь у тебя хоть крупица — я бы заметила.