Луиза промолчала, лишь снова кивнула. Как бы давала обещание и одновременно не давала. И тут же перед глазами всплыло крысиное личико Франсуазы, которая говорила, что Луиза вернется, поджав хвост. И эта гадость про ночной горшок…

Кажется, тетушка сердцем чувствовала эти мысли, хоть и не слышала. Привычно обняла и сидела, покачивалась, будто баюкала:

— Всегда помни, что у тебя есть дом, твоя семья. Что бы ни говорил отец. Он — мужчина, он боится показаться мягкосердечным. К тому же, ты прекрасно знаешь его упрямство. Будет страдать, но ни за что не признается. — Аделаида вдруг отстранилась, заглянула в лицо Луизы: — И ведь ты — тоже. Одной вы с ним упертой породы!

Луиза невольно улыбнулась, понимая, насколько та права. И в то же время искренне недоумевала, каким чудом Аделаида оказалась совершенной противоположностью брату. На глазах тетушки проступили слезы. Она нервно смахнула их, стараясь держаться:

— И не забывай, что ты благородной крови. Ты — де Монсо. Это древнее и честное имя. Я знаю, в столице полно выскочек, вчерашних буржуа, купивших дворянство. Как бы ни были они богаты — твое имя стоит дороже. Неси его с гордостью и не склоняй головы. — Аделаида порывисто расцеловала Луизу в обе щеки, отстранилась. — И береги свою честь, голубка, богом заклинаю. Честь и доброе имя — это все, что у тебя есть. И красота здесь, скорее, зло, чем благо. В столице много соблазнов и много подлецов. — Она вздохнула: — Я видела, как ты меняешься, стоит только заговорить о герцоге де Вилларе. Ты им очарована. Одна надежда — уповать на Господа и на то, что этот вельможа не окажется бесчестным человеком.

Луиза порывисто опустила голову, чувствуя, как щеки нестерпимо запекло. Стало стыдно до звона в ушах. Она даже не подозревала, что это так заметно. Аделаида лишь грустно вздохнула:

— Крепко запомни: играть с твоей честью непозволительно никому. Ни герцогу, ни даже самому королю. Не забывай это. Искренен лишь тот, кто предлагает законный брак. Я всей душой надеюсь, что мадам де Ларош-Гийон окажется добрым покровителем. Сумеет уберечь тебя от бед. Может статься, при ее протекции для тебя найдется в столице подходящая партия…

Тетушка не договорила, видно, сочла, что слишком размечталась. Она уже не могла сдержать слез и терла глаза собственноручно вышитым платком.

Луиза не знала, что говорить. Чувствовала себя в каком-то лихорадочном мороке. Уже уезжала, но все никак не могла поверить. Казалось, сейчас откроет глаза, и все исчезнет. И не будет ни столицы, ни мадам де Ларош-Гийон… ни герцога. О реальности происходящего напоминал лишь драгоценный футляр, надежно спрятанный за корсажем, хоть это и причиняло заметные неудобства. Надежнее места Луиза попросту не придумала.

Тетушка Аделаида шумно высморкалась, снова утерла глаза. Порылась в складках платья и вложила что-то холодное в ладонь Луизы:

— Вот, возьми…

Она убрала руку, и Луиза увидела нитку крупного ровного жемчуга и такие же серьги с подвесами. Лишь недоуменно подняла глаза:

— Тетушка, да что вы… Откуда?

Та кивнула:

— Это жемчуг моей матушки — он перешел мне по наследству, как к дочери. А я хочу отдать тебе. Может, он старомоден, его носили еще наши прапрабабки, но он украсит тебя.

Луиза покачала головой:

— Я не возьму! Оставьте и носите. Вы же станете красавицей!

Аделаида согнула ее пальцы в кулак, сжала:

— Возьмешь. И станешь носить. А мне здесь все равно ни к чему. К тому же, твой отец считает, что все давно продано. А увидит — так при случае заложит. — Тетушка вдруг помрачнела, заглянула в глаза: — Дай бог, чтобы все у тебя сложилось, голубка, но если будет необходимо — продай это.