Лейла так увлеклась, что не услышала стука в дверь. Стук повторился, и девушка, недовольная, что её отвлекают, воскликнула:

– Войдите!

Вошел Салахад, угрюмо уставился на Лейлу.

– Что ты натворила?

– Я всё поняла, – ответила она устало. – Я всё поняла, я раскаиваюсь, я разлюбила, только отстань ты от меня, ради всех Всадников!

Перо царапнуло бумагу.

– Не будешь больше дурить?

– Не буду… – шмыгнула носом Лейла.

Салахад раскрыл объятья.

– Иди ко мне, сестрёнка.

Лейла прижалась к сильному плечу, прикрыла глаза и затихла, неожиданно поняв, что объятья любимого брата не дают больше ощущения защищенности. Ведь он продал её ради политических интересов, и глазом не моргнув.

Амиран, громко хлопнув дверью, влетел в спальню брата. Он почти бегом преодолел приемный покой, не отвечая на поклоны дежуривших там порученцев и лакеев, прошёл через малый кабинет и теперь стоял в дверях, вцепившись в косяк побелевшими от напряжения пальцами.

Исари, полулежавший в постели, оторвался от книги, которую читал, и вопросительно посмотрел на Амирана.

– Что случилось?

– Ты ещё спрашиваешь, что случилось? – Амиран нервно улыбнулся. – Ты… двуличная сволочь!

– Сволочь? – переспросил Исари. – Мы, кажется, вчера обсудили причины, по которым ты не можешь жениться на камайнской принцессе.

– При чём здесь вообще Лейла? Она лишь жертва твоей двуличности! – возразил Амиран. – Сколько я себя помню, ты беспрестанно ноешь, каким тяжким бременем легла на твои плечи власть… И что я узнаю?

– И что же ты узнаешь? – спросил царь, со вздохом откладывая книгу и вставая.

– Я узнаю, как… Вернее, от чего умер мой отец.

Исари мягко улыбнулся, опёрся левой рукой о спинку кровати.

– Что ж, я рад, что ты это знаешь, Амиран.

– Я потерял последние остатки уважения к тебе. Ты трусливая, лицемерная тварь! Так боялся потерять власть, что убил собственного отца.

Исари покачал головой и тяжело опустился в массивное кресло. Амиран с интересом изучал его фигуру, в кои-то веки не скрытую под многослойными одеждами. Взгляд цесаревича остановился на руках брата – слабых, испещрённых едва заметными шрамами.

– Кто сказал тебе об этом? Иветре? Кто-то из гелиатской миссии?

– Аче и Константин.

– Да? Так даже лучше. Я всегда чувствовал вину пред тобой. Я был скверным братом и отвратительным опекуном…

Амиран встал за царским креслом и сказал:

– Я мог бы сейчас убить тебя. За то, что ты лишил меня отца. Корона… да бездна с ней, с короной, но отца я тебе не прощу!

– Ты думаешь, я сам могу себе это простить? Я… не всегда владею собой. Они ведь рассказали тебе? Эта сила… – Исари поднял вверх руку и медленно сжал пальцы, будто пытаясь удержать что-то эфемерное. – Она приходит извне в моменты, когда я не владею собой. Если я её не выплесну, я просто умру на месте.

Амиран подумал, как легко мог бы задушить сейчас брата. Уставшего, не спавшего ночь, слабого… Это было бы легко и в то же время невозможно.

– Ты не хотел его убивать?

– Нет. Это действительно несчастный случай. Теперь тебе известна его первопричина.

Братья помолчали, не глядя друг на друга.

– Вчера вечером мы расстались друзьями, – нарушил тягостное молчание Исари. – Как я могу доверять тебе, если всего одна ночь и один разговор превратили тебя в моего врага?

Амиран вздохнул. Почему всё не может быть просто?

– Ты сам не даёшь мне стать тебе другом. Вечно придираешься, не доверяешь. Неужто ты до сих пор ревнуешь меня к отцу? Как маленький. Да он и не любил меня никогда! Это ты – сын, наследник. А я так, байстрюк. Случайная ошибка!

Не осознавая, что делает, Исари поднял руку и ударил наклонившегося Амирана по щеке. Это был первый раз, когда он поднял на кого-то руку. Исари даже оружия никогда толком не держал. Пощёчина вышла легкой, почти девичьей, но Амиран ответил, применив всю свою силу. Голова Исари мотнулась из стороны в сторону, губы искривила злая, уродливая усмешка.