Но разговор — для меня — продолжается:

— А ты, Ангелиночка, — это уже Иван, нежно так, вкрадчиво, что у меня аж волосы на затылке шевелятся, — времени даром не теряла, смотрю. Ни один брат — так другой.

Она снова рассерженно фыркает:

— А что мне было делать? Ты кормил меня завтраками! Семь лет, Иван! Семь лет! Чтобы в итоге получить такой нож в сердце! — визгливо выпаливает она, вскакивает, роняя стул, и уносится прочь, громыхая каблуками.

Клэр обводит всех собравшихся испепеляющим взглядом:

— Вы злые! Злые недобрые люди! Вы обидеть девочка!

Она тоже встаёт, подхватив шпица, и уходит следом за племянницей.

А я сжимаюсь в точку, мечтая превратиться в невидимку или вовсе провалиться сквозь землю. Потому что остаюсь одна с тремя мужчинами, у которых такой вид, будто на десерт они собираются есть меня…

Я подбираюсь, словно перед прыжком. Хотя куда и зачем прыгать — не знаю? Просто в мозгу воет, тоненько так: «Бежать! Бежать! Бежать!», но тело будто налито свинцом. Я не могу сдвинуться с места. Что там с места — вилку поднять!

Сижу и тупо смотрю, как Демидов-старший и Неклюдин синхронно разрезают свои стейки с кровью. И я сама чувствую себя этим стейком — будто крохотная Саша лежит на каждой тарелке и гигантский людоед заносит над ней приборы…

Я не ору лишь потому, что вопрос Сергея Петровича, заданный спокойным тоном, возвращает меня в реальность:

— Александра, мы выяснили, что ваши бабушка с дедушкой — фермеры…

— Кхм, — закашливается Неклюдин, — простите — фермеры?

Иван, перегибаясь через меня, бросает ему:

— Да. А разве что-то не так?

— Нет, что ты, братик, — и в это обращение он вкладывает максимум ехидства, — всё так! Извините, отец, что я вас перебил. Продолжайте, пожалуйста.

— Ты так любезен, дорогой Артур! — у меня скулы сводит от их лицемерных взаимных расшаркиваний: это как же сильно нужно ненавидеть друг друга? — Итак, Сашенька, — вы же позволите мне так вас называть? — киваю: разве я вправе запрещать? — чем же занимаетесь вы?

— Я — библиотекарь.

За столом повисает тишина, кажется, они сейчас переваривают не только пищу, но и мой ответ. Хотя не понимаю, чего плохого в том, что я сказала?

А потом тишину разрывает смех. Вернее, совершенно неприличное и несветское ржание. Неклюдин едва ли по столу рукой не колотит. Отсмеявшись, вытирает слёзы и говорит — уже вполне вежливо и даже… слегка смущённо:

— Простите великодушно, Александра, но вы только что жёстко порушили мой стереотип библиотекаря. Я считал, что в библиотеках работают одни пыльные тётеньки глубоко бальзаковского возраста. А тут — такое феерическое создание. О, если бы в моей жизни хоть раз встретился такой библиотекарь — я бы наверняка стал заядлым читателем.

Комкаю салфетку и усмехаюсь:

— Артур Сергеевич, вы видимо давно не бывали в библиотеках. Сейчас библиотечные штаты в основном состоят из молодых сотрудников.

— Серьёзно? — он картинно вскидывает свои идеальные — в народе такие называют соболиными — брови.

— Более чем, — говорю.

— Тогда я завтра же еду записываться в ближайшую библиотеку! — патетично восклицает он. И я вдруг понимаю, что сейчас он — искренен.

— Удачи! — холодно желает ему Иван. — Но не надейся, таких, как моя Саша, там больше нет.

— Ну в этом я и не сомневаюсь… — отзывается Артур и бросает взгляд на свои брендовые часы. — О, кстати, нам всем нужно переместиться в гостиную и включить телевизор! Буквально через пару минут начнётся прелюбопытнейшая передача…

Он встаёт первым, за ним — Демидов-страший, потом поднимается Иван и протягивает мне руку. А вот я встать не могу — будто в мифе про коварство Аида: приросла к стулу… Я почти догадываюсь, что за передача, и не хочу видеть её…