Бросаю пиджак на пол, выхожу и с шумом захлопываю дверь. Девушка бросается за мной, со всей злости начинает барабанить по двери с другой стороны.

— Пусти! Отпусти! Что ты себе позволяешь! — кричит она сквозь слезы, но я спешу поскорее покинуть это место. Мне не до женских слез, не до ее истерики, и я совсем не хочу видеть ее. Отчего-то эта докторша странным образом действует на меня, и это волнует, а я не хочу терять самообладания.

Хан стоит снаружи дома, облокотившись о косяк, лениво листая ленту в телефоне. Быстро шагаю к нему. Одной рукой хватаю за горло и буквально припечатываю к стене, поднимая его выше. Глаза у него расширяются, рот открывается, а лицо начинает краснеть. Под моим большим и указательным пальцем судорожно трясется ниточка его пульса, и я понимаю, что, надави еще чуть сильнее, — и все. Эти наглые глаза закроются навсегда. Хан хватается за мою руку, пытается противостоять, хрипит и кашляет.

Нагибаюсь к его уху и яростно шепчу прямо в ставшую бордовой от напряжения раковину:

— Еще раз распустишь руки, дотронешься до докторши...

Хан прикрывает глаза, показывая, что понял, принял, согласен. Отпускаю, и он тут же начинает кашлять, согнувшись, приходить в себя. Я разворачиваюсь и ухожу прочь — мне еще нужно встретиться с моим работодателем, которого мы называем, по аналогии с крестным отцом, дядей. И чувствую обжигающий ненавистью взгляд в спину, которым меня провожает Хан.

18. 18

— Как наши дела, Амир? — Мужчине напротив я обязан жизнью. Он подобрал меня с улицы в свое время, научил всему, познакомил с нужными людьми. Я не предан ему, как пес, но уважаю за все, что мужчина дал мне. Как возвысил, сделав практически своей правой рукой.

— Вильданов хочет войти в город, — докладываю Дамиру Рустамовичу, убирая сотовый телефон в карман брюк.

— Что на этот раз? — Он достает сигару и проводит ее под носом: курить нельзя, но коснуться явно хочется.

— Думает строить дом в центре города — том самом месте, где планировали строиться мы.

Он пожимает плечами.

— Я слышал, ты недавно был в клинике, тебе зашивали плечо...

Чертыхаюсь про себя, поскольку не думаю, что эта информация достойна того, чтобы о ней знал глава семьи. Но от него ничего не утаишь, и лучше признаться во всем сразу.

— Это Олег. Он вытащил из сейфа в доме материал на Вильданова.

— Передал ему? — Странно, но мужчина спрашивает обо всем довольно равнодушно, и это не показное равнодушие, как бывает обычно, когда нужно держать лицо, о нет. Он действительно уже обдумывает новую шахматную партию.

— Не думаю, иначе у нас были бы гости.

Он откладывает сигару в сторону, складывает руки в замок и внимательно смотрит на меня пару секунд.

— Плевать. Пусть знает.

— А как же... — меня удивляет такая позиция сейчас. Неужели ему все равно на то, что развяжется война между кланами?

— Да, да, мальчик мой. Ты все правильно понял. Плевать на него. Плевать на этот компромат. Предателя пускай в расход. — Я согласно киваю. — И еще... Докторшу, которая приехала сегодня к тебе, тоже. От свидетелей нужно избавляться, Амир, ты это знаешь. Главное правило семьи. Иначе нашей империи конец.

Он задумчиво смотрит в окно и провожает стаю голубей, скользнувшую с крыши в едином порыве с ветром.

— Пусть Вильданов знает, что я следил за ним. Это даже к лучшему. Пусть приходит в наш город. Давно пора скрестить шпаги, узнать, кто главный. Эта вражда никогда не закончится, пока жив один из нас. Перемирие, которое мы заключили почти десять лет назад, изжило себя, оно было ошибкой, и было вынужденным. Нам нужно показать, что наша семья сильнее любой другой, понимаешь?