Вскоре этот вкус начинает мерещиться Алли везде — в воде, в эле, во всех других винах. А потом она начинает замечать, что из ее памяти выпадают целые часы и, порой, даже дни. «Кажется, я и впрямь схожу с ума», — вяло думает она. Впрочем, теперь все у нее происходит вяло.

В какой-то момент тетка возобновляет разговор о замужестве, и на сей раз у Алли нет сил сопротивляться. Она не отвечает согласием, но и твердо отказать тоже почему-то не в состоянии.

Все дни проходят в странном полузабытьи. Лишь иногда девушка выныривает из своих грез и видит мир таким, какой он есть. В один из таких просветов она понимает, что в Ландском замке произошли перемены. Кажется, у него снова появился хозяин. А еще в церкви теперь другой священник. Куда делся отец Грегори, она не знает и не пытается узнать. Зачем? Какая разница? Все равно она ляжет спать, а утром встанет, не помня, что случилось вчера.

Однажды вокруг Альционы начинают как-то особенно рьяно суетиться служанки. Они одевают ее в непривычное платье, вплетают в ее волосы матерчатые цветы и поздравляют с… с чем?.. со свадьбой? Чьей свадьбой? А впрочем, не все ли равно?

Госпожа Морвейн дает девушке в руки кубок, доверху наполненный желтоватой жидкостью.

— Это поможет тебе, моя дорогая, укрепит твои силы.

Алли проглатывает напиток. Вкус у него все тот же — уже привычный.

Затем она куда-то идет, где-то стоит, слышит церковное пение и вроде бы ощущает запах ладана.

А потом к Алли приходит госпожа Тьма и ласково закрывает ей веки…

6. Глава 6

Возвращаться в собственное сознание было мучительно. К моим болезненным воспоминаниям добавились еще одни. И тоже, видимо, теперь уже «мои». Во всяком случае, я ощущала их как немного отстраненную, но все же часть себя.

Честно говоря, первым порывом захотелось выскочить из церкви, схватить за грудки госпожу Морвейн и как следует навалять ей, а затем безо всяких сантиментов сдать шерифу или лорду для справедливого суда. Однако на смену этому чувству тут же пришел калейдоскоп из массы иных чувств. Внутри меня словно совершалось извержение вулкана, из глубины подсознания поднимались все пережитые ощущения и извергались наружу, в незащищенный разум…

Животный ужас от того, что я, Мария Павловна Анисимова, плоть от плоти своего века и своей страны, каким-то мистическим образом оказалась в далеком прошлом совершенного другого государства, а то и мира. Все еще свежие муки от предательства и утраты человека, которого я любила. Переживания — как же там без меня будут родители и Олечка. И совершенно новая боль, боль девушки Алли, лишившейся своих родных, свободы, а теперь и жизни.

На несколько минут я вдруг потеряла всякую ориентацию в пространстве и времени, тело затрясло крупной дрожью, а из горла вырвался мучительный, нечеловеческий стон. Показалось, что сейчас я просто взорвусь от «магмы и пепла» этого внутреннего вулкана. Но потом…

Теплая волна пришла от макушки, на которой все еще покоилась длань священника, и постепенно затопила меня всю. И было в этой волне столько утешения, заботы, любви и поддержки, что я ощутила, как сверхъестественным образом успокаиваюсь. Вдох, другой… Мои чувства обретали равновесие, разум — опору, а сама я — понимание, что все произошло так, как должно.

Да, невозможно. Да, запредельно. Но… предопределено.

Мое появление здесь было предначертано. И случилось не раньше и не позже назначенного срока. Не я назначала этот срок, да и выбора особого мне не дали, однако то, что со мной произошло, произошло не из каких-то козней, зла или недобрых намерений. Наоборот. Меня спасли.