Больше нет!

—Пошел к черту, — пытаясь вырваться, ощущаю лишь большее омерзение к ситуации…

К себе, к нему, к чертовому правосудию.

К ситуации без выхода.

—У вас все в порядке, Алексей Алексеевич? — хмурый дядька за пятьдесят обращается к спецназу, и тот молча кивает, не сводя с меня наперженного взгляда. Я вывела его из себя, собственно, я именно этого и хотела.

И раз нас замечают, Леше приходится меня отпустить, нехотя и медленно, но приходится. Напоследок рука проезжаются по моей и цепляет пальцы, причиняя только лишнюю боль.

В эти секунды я будто бы на части разламываюсь и очень стараюсь дыхание задержать, чтобы больше не впитывать в себя его аромат. Но как? Если словно в насмешку, выходит совсем наоборот. Я считываю его мимику, жесты, запах, даже ощущения свои рядом с ним.

Мне после вчерашнего впору его ненавидеть, но что-то не получается. Злость остается, а ненависти нет. И еще отчетливо чувствуется, как сильно мне бы хотелось, чтобы между нами все было иначе.

Детская глупость и мечты.

Но этот мужчина настолько сильно въелся в мою кожу, осел внутри, что теперь уже не избавиться. Увы и ах.

Как жаль, что мой отец так рано ушел и не застал все это, тогда бы ситуация была другой. И может мы бы познакомились при других обстоятельствах.

Глотая непрошенные слезы, я все еще думаю о том, что даже будь отец тут, Леша все равно остался бы женатым на другой.

Но тогда я бы точно не отдалась первому встречному в клубе и точно бы его не встретила. Как чертовски жестока эта жизнь.

Выключив боль, что так и сочилась наружу, я делаю шаг в сторону, пока меня так и магнитят невозможного цвета глаза. Сбивчивым шагом иду в сторону, на ходу цепляя глазами кабинет с нужной мне фамилией.

Хорошо, что не надо искать, хорошо, что мне настолько везет. Хоть в чем-то же должно? Как иначе?

В спину ударяется огненный поток, и мне можно не оборачиваться, чтобы понять, кому он принадлежит. Даже на расстоянии спецназ не отпускает меня, держит на коротком поводке.

Стучу пару раз и, не дожидаясь ответа, сразу захожу. Пусть меня сразу выгонят, сейчас вообще все равно. Пусть попытаются, я зайду снова

Снова и снова буду пытаться, пока меня не выслушают.

—Добрый день, — врываюсь с корабля на бал к седовласому мужчине, что-то внимательно читающему среди кипы бумаг.

Дышу часто и так, как будто и марафон пробежала.

Мои нервы скручиваются в огненный кулак, пока пальцы тянут ручку на себя, прикрывая недешевую дверь.

—Красиво врываетесь в жизнь людей, как я погляжу…—звучит не то с юмором, не то с подколом от него.

Следует признать, что Артемов далек от того образа, который я успела себе нарисовать, приукрасив все до абсурда.

С виду это серьезный мужчина, мне даже кажется, что от него несет какой-то справедливостью. Конечно, это всего ощущения, но мысль о том, что мой вопрос решится в ближайшее время, не покидает меня.

—Иначе никак. Я не могу ждать еще больше времени.

—Представьтесь хотя бы, милочка.

Мужчина так и не поднимает взгляд на меня, только подчеркивает что-то маркером на очередном листке. Кабинет довольно простой, рядом с рабочим столом следователя имеется еще один поменьше, наверняка он предназначен для секретаря, которого тут сейчас нет.

Но очевидно есть в теории, судя по бардаку на гладкой поверхности СССРовской единице мебели. И скорее всего, это девушка.

—Вострова Виктория Игоревна, я пришла по делу Вострова Игоря Игоревича. Вы в который раз отказываете мне в свидании с братом, и я хочу понимать, почему. Кажется, родным не запрещено видеться. Во всяком случае, я не прохожу как свидетель по этому уголовному делу, а значит имею все права получить разрешение на общих основаниях как близкий родственник, — не знаю, откуда у меня все это сейчас берется.