Нет, я подкована по юридическим вопросам, с таким-то папой иначе быть не могло. Но в минуты нервных потрясений я всегда слегка растеряна и не могу связать двух слов.
Артемов резко поднимает голову и роняет маркер на стол. Вряд ли его настолько сильно удивила моя речь.
А вот фамилия да.
Я абсолютно уверена, что он знал моего отца.
—Вострова? — он откидывается в кресле, мониторя каждое мое движение, пока я вскидываю воинственный взгляд.
Конечно, он понимает, о ком речь. По лицу видно, а во взгляде на мгновение читается фантомная боль.
—Да, дочь того самого Вострова, который вроде как герой посмертно, — проговаривать это больно, но я с гордостью совершаю то, что приносит страдания.
Мой отец — лучший мужчина в мире, и да, мне стыдно, что у него случились друзья, способные бросить в самый сложный момент семью погибшего друга.
А были ли они друзьями?
—Я не обрабатываю заявки вручную, у меня секретарь есть, — он медленно встает и обходит стол. Теперь наше общение будет протекать неформально. Нутром чую, а чуйка у меня как у отца была.
Только она его все-таки не уберегла.
—Отлично, а к кому мне тогда обращаться?
—Виктория Игоревна, с делом вашего брата я ознакомлен, все разрешения выдавались в предусмотренный законом срок. О вашей ситуации я не был в курсе, и сегодня же подпишу все, что будет необходимо. Вы, конечно, имеете право видеть брата. Со всеми, кто причастен к этому, будет проведена беседа.
Не думаю, что он врет. И мне кажется, что новость его тоже не обрадовала, как и меня, собственно говоря.
—Хорошо, спасибо. Извините, что ворвалась.
—Нет постойте, Виктория. Вы меня не помните, да?
Я всматриваюсь в его лицо непонимающе. Да, не помню. Увы, я не могу помнить всех, с кем папа работал. А то, что он точно с ним работал, уверена на все сто.
—Извините, но нет, —меня начинает бить мелкая дрожь, ведь было уже так много разговоров о моем героическом отце, но по итогу, никто дальше разговоров не ушел. На первую годовщину даже не вспомнили. Вот такие бывают друзья.
—Мы с вашим папой вместе работали лет десять назад, вы тогда еще малюткой были, но часто у меня дома всей семьей бывали. В общем, да это неважно уже теперь, но все же. У вас адвокат хороший есть? — он складывает руки на груди и замолкает.
Молчу и я. Не помню я его в сознательном возрасте, хоть убейте, но не помню. Принимать подачки в таком ключе не стану, конечно, вот почему у меня вырывается что-то очень дерзкое:
—Мы справимся сами, как и справлялись все это время. Всего доброго, —хватаюсь за ручку и толкаю с силой дверь. Причина, по которой я сюда явилась, уважительна, решение проблемы у меня в руке, а большего уже не надо.
Хороша ложка к обеду. А дальше уже без надобности.
Удивительно, но Леша все еще стоит в коридоре под дверью следователя, и меня снова бросает в холодный пот.
Он так просто не исчезнет из моей жизни, но проблем, очевидно, прибавит.
Дерзко вышагивая прочь от кабинета, я чувствую, что теперь мой спецназ не просто смотрит, он начинает меня преследовать. Шаги звучат тихо, но они есть, практически невесомые и одновременно тяжелые, ведь оседают в моей душе бетонной плитой.
Я пролетаю мимо КПП, не проронив ни слова. Тот мерзкий недомужик не смотрит на меня, очевидно, боится, что ему придется челюсть склеивать «Моментом».
Теперь выходит, что из здания буквально бегу, но какое это имеет значение для Леши? Нулевое. Меня будто бы в спину толкают неведомые силы, так уж шустро выходит двигаться. Но…
Не так быстро, как это может делать спецназовец под сотку весом.