оченьхорошее настроение и я хотел покрасоваться перед девушкой, которую…

— Не продолжай. Ваше настроение я хорошо тогда рассмотрела.

Арсений совершенно не стесняется того, что я видела их игры с Анжелой. Кажется, даже наоборот, его это откровенно забавляет.

Бегло осматриваю просторную гостиную.

— Ладно, девушка/не девушка — это по факту не мое дело. Все равно я тут только на одну ночь, максимум две. Как только установят новые двери, я сразу вернусь к себе.

Ни большой телевизор, ни диван на пол комнаты не цепляют моё внимание. А вот при виде большого книжного шкафа, занимающего всю стену, и панорамного окна, за стеклом которого виднеется добрая часть города, я непроизвольно охаю.

Все-таки в квартире на семнадцатом этаже есть и плюсы. Коленки немного подрагивают из-за высоты, на которой находится квартира Арсения, но я продолжаю подходить ближе к окну.

Оранжево-розовый небосвод окрашивает заснеженные крыши многоэтажек в теплые тона, словно одаривая их теплом и надеждой на скорое наступление весны. Жалею, что под рукой нет холста и моих красок. Пальцы так и зудят от желания перенести этот миг на полотно, дабы потом показать эту красоту остальному миру.

— Пузырик, — не оборачиваюсь на дурацкое прозвище, продолжаю восторгаться убегающим светом. — Ладно, ладно, Ульяна.

Арсений подходит ближе, ненароком цепляя меня локтем. Прячет руки в карманы и тяжко выдыхает.

— Наше давнее знакомство — одна из причин, которая не дает мне пройти мимо твоей беды. Ты не чужой человек для меня, Уль. Да и Сева никогда меня не простит, если узнает, что я оставил его младшую сестру в беде.

— Одна из? — краем глаза слежу за Арсом, вижу как он нервно кусает щеку.

— Как ты думаешь, почему я много времени проводил у вас дома?

— У нас весело?

— Мои родители постоянно ругались. По любому поводу. По началу это казалось нормальным. Ну кто не ругается в семьях? Даже ваши с Севой родители иногда рычали друг на друга в моем присутствии. И в один момент все стало намного хуже: отец отвесил матери пощечину. Она упала на пол, чудом не зацепив затылком угол обеденного стола. Это случилось на моих глазах. Первый раз я испугался и закрылся у себя в комнате. Потом узнал, что подобное повторилось. Снова и снова. Я взбесился. Несколько раз пытался его остановить, но в итоге мама получала от отца еще больше оплеух, за то, что якобы не взрастила во мне уважение к старшим. Поэтому я и начал безвылазно пропадать у вас, чтобы ей не досталось больше.

Обхватываю себя руками. Рассказ Арсения ужасает. В его голосе со сих пор звенит нескончаемая боль за маму, которую он не смог защитить. А во вздымающейся груди, несомненно, засела злость на отца, которого не получилось остановить.

Никогда бы не подумала, что тот улыбчивый парень, который вместе с моим братом весело играл в приставку, на самом деле проживал такую внутреннюю агонию. Даже злиться больше не могу за те прозвища, которые они с Севой мне выдумывали. Они ведь были детьми, хотя и казались взрослыми.

Слезы блестят в моих глазах. Хочется обнять того подростка Арсения, который варился во всей этой мясорубке. Хочется сказать ему, что все позади и он ни в чем не виноват. Виноват отец, который поднял руку. И только он.

Опускаю руки, но Арсений внезапно переводит тему обратно к моему мужу:

— Боюсь, твой Валентин может поступить так же. Сначала угрозы, а потом перейдет к действиям.

— У меня в голове всё это не укладывается. Похоже на какой-то фарс, — хриплым голосом, через ком в горле, признаюсь я. — Валик всегда был таким добрым и ласковым. Максимум из-за чего мы могли поругаться — это разбросанные носки, пустой холодильник и обои, которые хотим видеть на стенах. Мирились тем же вечером, никогда не дуясь подолгу. А теперь в нем столько агрессии, словно его подменили на полную противоположность. Я совсем не узнаю своего Валика.