– Через пять дней выходим на работу. Тянуть дольше нельзя.

– Но…

– Уже даже батя подозревает, а он вообще не в теме. Надо показать, что в семье Туровых любовь и согласие. Поцелуемся, жена? – от неожиданности давлюсь стейком и долго кашляю. – А придётся, – с невозмутимым лицом замечает Ярослав. Нанизывает шмат мяса на вилку и подносит к лицу, вгрызаясь в него зубами.

14. Глава 14

Влад

Мать молчит уже десять минут, делая вид, что наслаждается довольно посредственным омлетом со спаржей. Как будто мало того, что она вдруг пригласила меня на завтрак.

– Что, ма? – выдыхаю, поймав на себе очередной взволнованный взгляд.

– Ничего, – позволяет себе выразить удивление, приподнимая брови. Переигрывает и понимает это, возвращая своему лицу обычное непроницаемое выражение. Но глаза по-прежнему выражают беспокойство.

– Прошу, не вынуждай меня строить теории.

– Да, это в самом деле порядком изматывает, – соглашается, откладывая приборы. – Владислав, я должна знать, – начинает строго.

Я взрослый самодостаточный мужик. Мне сорок лет. У меня успешный бизнес. И я до сих пор холодею, когда матушка усаживает меня напротив для серьезного разговора.

– Ты в самом деле увлёкся общением с детьми или пошёл на этот шаг исключительно по моей просьбе? – формулирует наконец-то свой каверзный вопрос.

Через час третья экскурсия. Должна была быть одна, но время, что я провёл с мальцами от пяти до семи – лучшее в последние месяцы. Отвык уже от искренности.

– В самом деле, – отвечаю правдиво. – От того тяжело принимать факт, что я не смогу проводить экскурсии на регулярной основе. И, если начистоту, я не представляю, куда их вести сегодня. Я рассказал о городе все, что знаю.

– Расслабься, дорогой, – говорит мне, но выдыхает сама. Понимаю почему: сильнее нашего с Верой разрыва её угнетает причина, по которой это случилось. – Их восторг никак не связан с твоими ораторскими талантами. Возможность выбраться за стены детского дома и сухомятка в пути – вот секрет успеха, – мама улыбается.

Я так редко вижу её улыбку, что в груди щемит и дышать больно становится. Не знаю, как ей удалось, учитывая, что усыновила она меня лишь в четырнадцать, но я – точная ее копия. Характер, манеры, внешняя черствость, замкнутость, стиль общения, отношение к жизни, холодный взгляд и огонь души – я перенял от неё все, как под копирку. Наверное, так случается, когда человек становится для тебя кумиром. По иронии судьбы, я «унаследовал» и невозможность иметь собственных детей.

– Я не даю им сухомятку, – горделиво вскидываю подбородок. – Первая остановка – поздний завтрак в детском городке.

– Понятно, – теперь она закатывает глаза, а я тихо посмеиваюсь, роняя голову. – Избалуешь, Владислав. Осторожнее надо быть, – добавляет уже серьезнее.

– Я ни в чем им не могу отказать, – виновато развожу руками над тарелкой. – И есть планы на дендрарий и планетарий.

– Похвально, дорогой. Не чаще раза в месяц. Вере будет тяжело вернуть их интерес к изобразительному искусству.

Вымучиваю улыбку, киваю.

Признаюсь себе, что через детей, с которыми она занималась, чувствую связь с ней лично. Признаюсь и в том, что согласился занять их из эгоистических соображений, рассчитывая на благодарность той самой. Слегка притупляю глас совести, напоминая, что в самом деле увлёкся, забив на работу, выполнять которую одноруким стало невыносимо раздражающе.

– Она звонила утром, – произносит мама осторожно. На меня не смотрит, почти незаметно скребет ногтем скатерть. – Хотела провести занятие сама, но ты уже заказал автобус, дети ждут…